Родная земля - Виктор Ступников

Моё искажённое пространство рухнуло, не выдержав собственного веса. Сила отдачи швырнула меня на землю. Я лежал на мёрзлом гравии, тяжело дыша, и смотрел в небо. Туда, где оно ушло.

Оно не было уничтожено. Оно просто нашло другой путь. Более лёгкую добычу.

Над карьером, в разрыве туч, на секунду показалась одинокая птица. И тут же, без всякого звука, она превратилась в облачко пыли, которое тут же рассеялось в воздухе.

Оно было на свободе. И теперь ему не нужен был сосуд. Оно училось охотиться самому.

Немиров, не добежав до выхода, вернулся ко мне. Он молча помог мне подняться.

— Улетело? — хрипло спросил он.

— Улетело, — я вытерл кровь с губ. — И теперь мы все в большой жопе.

Опираясь на его плечо, я побрёл к выходу. Битва была выиграна. Враг повержен. Но война… война только начиналась. И враг в этой войне был не из тех, кого можно испугать силой или обмануть хитростью.

Он был голодом. И мир вокруг был для него накрытым столом.

Мы вышли из карьера. Мои люди стояли кучкой, испуганные и подавленные. Они видели финал. Они понимали.

— Никто не должен узнать, что здесь произошло, — тихо, но чётко сказал я, окидывая их взглядом. — Никто. Ни слова о чёрной сфере. О том, что случилось с Велеславским. Говорите, что он погиб в честном поединке. Понятно?

Они закивали, в их глазах читался страх, но и решимость.

— А что теперь будет, ваше сиятельство? — спросил молодой боец, почти мальчик.

Я посмотрел на него, потом на серое, низкое небо. Где-то там летела пустота, несущая гибель всему живому.

— Теперь, — сказал я, — мы готовимся. И мы ищем способ запереть эту дверь навсегда. Пока не поздно.

Мы двинулись в сторону усадьбы. Я шёл, чувствуя на себе тяжесть их взглядов. Тяжесть ответственности. И холодный, безжизненный след, оставленный в мире тем, что я сегодня выпустил.

Голод всегда возвращается. И следующая его трапеза будет куда масштабнее.

* * *

По возвращению в усадьбу меня первой встретила Маша, держа в руках какое-то письмо. И, судя по её растерянному виду, что-то или кто-то успел огорчить сестру.

Хотя, с другой стороны, она любила навести драмы на ровном месте, так что с выводами я не спешил и молча взял письмо из её рук.

Быстро пробежав по его содержимому глазами, я в голос рассмеялся. Кажется, Юлославские очень сильно обиделись на нас и наушничали кому-то, чтобы наш завод по очистке дурмана прикрыли. Но я знал, что так будет и перестраховался заранее.

Смех мой прозвучал резко и неуместно в тишине прихожей, отдаваясь эхом от высоких потолков. Маша смотрела на меня с испугом, не понимая, как можно смеяться над официальным предписанием о приостановке деятельности завода — основы нашего благополучия.

— Миша, да ты в своём уме? — выдохнула она, когда я откинул голову. — Они хотят закрыть наш завод! Это же катастрофа!

— Катастрофа? — я перестал смеяться, но усмешка так и осталась на моих губах. Я развернул листок и протянул его ей. — Внимательно посмотри, кто подписал этот шедевр бюрократического творчества.

Она взяла бумагу, её пальцы дрожали. «На основании предписания комитета по контролю за оборотом стратегических ресурсов, за номером 447-Б… Подпись: Вице-канцлер И. С. Воронцов».

— Воронцов? — Маша подняла на меня растерянный взгляд. — Но это же…

— Старый должник нашего отца, — кивнул я. — Человек, который в своё время не вернул папе крупную сумму, проиграв её в карты. Долг был оформлен распиской, которую отец, по своей наивности, не стал оглашать. А я… я её нашёл в его старых бумагах. И пару недель назад отправил копию господину Воронцову с очень тёплым, дружеским письмом, где напомнил о старой дружбе и о том, как важно в наше время поддерживать друг друга.

Маша медпенно опустила руку с письмом. Понимание загоралось в её глазах.

— И ты думаешь, он… передумает?

— Он уже передумал, — я повернулся и направился в кабинет, скидывая с плеч промёрзший плащ. — Это предписание — его последняя попытка сохранить лицо, показать, что он что-то решает. Оно пришло с обычным нарочным, а не с официальной почтой. Через час придёт второе письмо. Личное. С извинениями и разъяснением, что произошла «небольшая административная ошибка».

Я не ошибся. Не успел я допить первую чашку чая, растягиваясь в кресле у камина и пытаясь прогнать остаточную дрожь после карьера, как Иван доложил о новом гонце. На этот раз — в ливрее канцелярии. Письмо было запечатано личной печатью Воронцова. В нём вице-канцлер многословно извинялся за «недоразумение», вызванным «некомпетентностью низшего клерка», и заверял, что вопрос с заводом уже улажен, а его «доброе имя» и репутация нашей семьи для него дороже сиюминутных формальностей.

Я бросил письмо в огонь рядом с первым. Печать воска вспыхнула ярким синим пламенем.

— Вот и всё, — проворчал я. — Мелкие пакости. Пока Чебек и ему подобные плетут паутины, а из-за угла выглядывают твари пострашнее Велеславского, мне приходится размениваться на таких вот Воронцовых.

Дверь кабинета приоткрылась, и на пороге возникла Анна. На этот раз на её лице не было и тени игривости. Она была сосредоточена и серьезно.

— Я слышала, вы вернулись, — сказала она, закрывая за собой дверь. Её взгляд скользнул по моей фигуре, будто ища раны. — И я слышала шепотки. О карьере. Немиров выглядит так, будто видел саму смерть.

— Он был недалёк от истины, — мрачно ответил я, жестом приглашая её сесть. — Борис мёртв. Но это не конец.

Я вкратце, без лишних эмоций, рассказал ей о том, что произошло. О превращении Бориса, о чёрной сфере, о её побеге. Анна слушала, не перебивая, её лицо становилось всё бледнее. От прежней её усмешливой мордашки не осталось и следа.

— Надеюсь, вы отловите эту тварь до нашей свадьбы, — строго поинтересовалась Анна.

Я резко обернулся к Анне. Её слова, произнесенные с такой ледяной невозмутимостью, на мгновение выбили меня из мрачных раздумий.

В её глазах читалась не шутка, а стальная решимость. Весть о смерти Бориса и появлении нового чудовища не испугала её, а лишь утвердила в намерении связать свою судьбу с моей. В этом безумии была своя, зловещая логика.

— Можете в этом не сомневаться, — спокойно ответил я, держа план в голове по отлову той твари, что вырвалась из груди Велеславского.

Я не сомневался, что вырвавшийся шар скоро обретет форму гуманоида, и мы столкнемся с ним на поле боя.

Дверь кабинета закрылась за Анной, оставив в воздухе напряжение неразрешённого