Исправитель. Книга 2. Операция "Ананас" - Дмитрий Ромов

Да! Дыхание было, но это была не Элла… Это была девчушка лет четырнадцати, насколько я мог разглядеть в свете луны. Вот урод. Нужно было торопиться. Скорее всего, она даже не успела рассмотреть напавшего на неё Швеца.

Я опустил девочку на траву и повернулся к оборотню. Он начал приходить в себя, закашлялся и открыл ничего не понимающие глаза. Я ощутил вдруг совершенное спокойствие. Нет, сердце всё ещё колотилось, но никакой неуверенности или нерешительности не осталось. Ни следа. Я смотрел на поверженное чудище и не видел человека. Передо мной лежал поверженный змей, червь, отвратительное насекомое, враг рода человеческого, злой демон. И хоть пистолет мой был заряжен далеко не серебряными пулями, я наклонился, приставил его к виску Швеца и, не мешкая ни мгновенья, нажал на спуск.

Раздался гром, слившийся с барабанной дробью на танцплощадке. Зверь даже не дёрнулся. Я обтёр пистолет носовым платком, вложил в его руку и, стараясь попасть в ритм музыкального сопровождения, нажал на его палец, выстреливая ещё раз. Пистолет сухо кашлянул, выплёвывая огненный сгусток в разгневанные небеса.

Всё. Теперь нужно было делать ноги. Конечно, вряд ли следственная группа поверит в самоубийство, учитывая истоптанную траву и совершенно нехарактерное положение тела, для сведения счётов с жизнью. Но пофиг, что имеем, то имеем. В конце концов, зачем им лишние проблемы, напишут, самоубийство.

Личность Швеца довольно спорная, из органов уволен за тёмные делишки, так что наличие пистолета с длинным криминальным следом вполне можно объяснить служебными злоупотреблениями. Значит, закроют вопрос и поставят жирную точку, не позволив разлиться кровавой реке, порождённой вот этим самым подонком.

Я подхватил девочку, и она застонала, зашевелилась. Не хватало только, чтобы она меня рассмотрела и заявила, что я на неё напал. Иронично бы получилось, конечно. Я вынес её на аллею и опустил на лавочку, а сам развернулся и быстро двинулся вдоль тёмной линии туй.

Ей бы, конечно, надо было оказать поддержку, вывести из парка. Представляю, как она перепугается, когда придёт в себя. Хорошо, если бы ничего не вспомнила из случившегося…

Я обернулся и увидел, как она села. Ну, и хорошо… Не дожидаясь, пока она меня заметит, я повернул на дорожку, ведущую к выходу из парка и поддал пару.

Элла стояла у киоска с мороженым, недовольно скрестив руки на груди и нетерпеливо потопывая ножкой в сандалии.

— Ну, это уже ни в какие… — гневно начала она и тут же осеклась. — Саша… Что с тобой…

Что? Даже и не знаю. Наверное, на мне лица нет. Я, вероятно бледный, как приведение, да ещё и посечённый ветками… Хотя нет, царапин быть не должно было. Меня начало колотить. Отходняк.

— Пломбир, — требовательно бросил я и стукнул по прилавку двумя монетками по двадцать копеек.

Корпулентная продавщица в белом чепце, скользнув по мне скучным взглядом, молча протянула мне два вафельных стаканчика.

— На, — подал я один Элле.

— У тебя… — ответила она, машинально принимая мороженое, — руки трясутся.

— Пошли, — кивнул я в сторону выхода.

Я весь горел, голова шла кругом, во рту было сухо и горько. Ясность и спокойствие остались в прошлом и казались чем-то немыслимым и совершенно недостижимым.

— Саша!

— Пошли! — рыкнул я и двинул в сторону выхода.

Ноги казались ватными, походка явно напоминала поступь пьяного в стельку. Элла смотрела огромными, распахнутыми глазами.

— Что случилось? — прошептала она.

— Идём скорее, — зло бросил я и откусил большой кусок мороженого.

Тут же живот подвело и меня чуть не стошнило. Я выплюнул тошнотворно-сладкий сгусток прямо на асфальт и со всей силы швырнул стаканчик в мусорную урну. Превозмогая тошноту и не оглядываясь я зашагал дальше. Нужно было дышать. Глубоко. Глубоко…

У выхода стояли такси. Элла сама подбежала к одной машине и начала говорить с водителем.

— Пьяного не повезу, — категорично заявил шеф.

— Так я не пьяный, — пожал я плечами, пытаясь взять себя в руки. — До морского вокзала подкиньте.

Он с сомнением посмотрел на меня и заломил пятак.

— Что⁈ — возмутилась Элла. — Тут ехать дольше, чем пешком идти!

— Поехали, — кивнул я, доставая деньги из кошелька. — Тише-тише, милая.

Я кивнул и нахмурился, давая понять, что не нужно спрашивать у меня, почему мы не в отель едем. Причина была в том, что в этом состоянии я слишком уж бросался в глаза, и мне не хотелось, чтобы таксист сообщил следователю, что вёз подозрительного молодого человека с такой-то внешностью по такому-то адресу.

Выйдя из машины, я сел, буквально упал на ближайшую скамейку.

— Саш, что с тобой? — испуганно спросила моя невеста. — Почему мы не в гостиницу поехали?

— Подышать надо, — ответил я. — Наверное съел что-то, как-то нехорошо стало.

— Тем более, надо скорее в номер. Там у нас медпункт есть, между прочим.

— Мне уже лучше, — кивнул я. — Правда. Падай рядышком. Посидим немного и пойдём.

В гостиницу мы вернулись, шагая вдоль пляжа. От моря шла прохлада и монотонно-успокаивающий ритмичный шум прибоя. Я успокоился, только в груди сидела горячая заноза, будто я выстрелил не в голову Швеца, а в сердце самому себе.

— Надо воды попить, — сказала Элла, когда мы вошли в гостиничный номер.

Она ловко открыла стоящую на столе бутылку «Боржоми» и наполнила гранёный стакан. Я жадно осушил его и поставил на стол.

— Что?.. — удивлённо спросила она. — Почему ты так…

Я не дал ей договорить, резко притянул к себе и впился губами в её губы. Она задрожала, и я подхватил её на руки. Сделал несколько шагов по небольшому номеру и бросил на кровать. Белое лёгкое платье задралось, показывая такие же белые кружева.

— Свет, — прошептала она. — Выключи свет.

Я сорвал с себя рубашку.

— Нет, я хочу тебя видеть.

— Что…

Мне было не до разговоров. Я набросился на неё и не дал больше сказать ни слова. Южный воздух, мороженое, «Чингисхан», тёмная сочинская ночь, луна, оборотень с выгнувшейся фигурой — всё переламывалось в огромном калейдоскопе или мясорубке. Нужно было выбросить все эти кровавые узоры из головы и заняться тем единственным, что только и имело смысл. По крайней мере, в этот момент.

Утром я встал на рассвете, умылся и быстро начал одеваться.

— Ты куда?