Старые недобрые времена 3 - Василий Сергеевич Панфилов

— С началом работы 38-го Конгресса — скандал за скандалом! — сокрушается тучный банкир, нервно мусоля губами толстую сигару, — Слишком много идеалистов и популистов, готовых разорить страну к чертям, и последствия их нисколько не волнуют

— Ну, Гораций, мне кажется, вы немного преувеличиваете, — мягко возразил Георг, — есть и дельные решения…

— Чёрт возьми, Георг! — вспылил финансист, — Если бы я не знал вас и вашу деловую хватку, я бы сейчас с вами крепко поругался! Понимаю, вы сейчас плотно сидите на военных заказах, да и в целом, ваша продукция будет востребованной во все времена!

— А вы… — уже тише сказал он, пыхнув сигарой, — попробуйте представить себе положение обычных производителей, которые просто не понимают, да и не успевают реагировать на колебания! А финансы? Акции, долговые обязательства, кредиты… Я понимаю, что для вас это не очень актуально, но поверьте специалисту, экономика трещит по швам!

— Да, да… — закивал Лесли Нивен, владелец известной брокерской конторы, — колебания курсов страшнейшие! Повышение налогов — ладно, это можно предвидеть и как-то подстраховаться! Но как, например, прикажете реагировать на бунты призывников или волнения горожан из-за чернокожих?

— Это было ожидаемо, — мягко парировал Шмидт.

— Ожидаемо, да, — ответил Нивен, — но Гораций верно сказал — ваше положение не то чтобы очень уникально, но устойчивость ваших производств много выше среднего, и это придаёт вам оптимизма. Но вы же знаете ситуацию в целом? Налоговое бремя, постоянные сбои в логистике, а иногда политики просто продавливают какое-то политическое решение, не заботясь о том, как оно отразится на экономике.

— Верно, — солидно кивнул Гораций, — да и с бунтами… Понятно, что чернь распоясалась, и понятно, что это можно предусмотреть. Но, Георг… чернь, это же как стихия! Ты знаешь о разрушительных последствиях лесного пожара, но предугадать, куда и с какой силой подует ветер, и пойдёт ли дождь, ты не в силах!

— Соглашусь, — чуть помедлив, ответил Шмидт, — с этой точки зрения, действительно, проблема выглядит несколько иначе. Обязательно над этим подумаю, господа! А сейчас прошу прощения, но мне пора…

Распрощавшись наконец с собеседниками, Георг шагнул наконец к двери, натянул перчатки и вышел на улицу. В лицо сразу хлестнул мокрый снег пополам с дождём, и он поднял ворот, опустив голову и придерживая шляпу.

— Вот и бросай курить, — буркнул он сам себе, — толку-то⁉

— Наконец, — бросил Георг подошедшим охранникам, — экипаж подали?

— Дорога перекрыта, сэр, — отозвался Сэмюэль, долговязый, на редкость сильный малый из Арканзаса, имевший некогда серьёзные проблемы с законом, — сами видите, сколько, сэр, сколько экипажей, да при каждой не только кучер, но и охранник, и все, мать их, со своим, единственно верным мнением.

— За углом, сэр, — поспешил вмешаться второй, крепкий детина из Иллинойса, — быстрее пройти будет, а то здесь полчаса будем выезжать.

— Ладно, — недовольно буркнул попаданец, щурясь по сторонам, — пойдём.

Скверная погода наложилась на и без того испорченное настроение, всё вокруг раздражает… Этот чёртов дождь со снегом, ветер, лужи с ледяными проплешинами по краям, тусклые фонари и безлюдность переулка.

При виде высокой фигуры впереди он насторожился было, но военная форма Союза успокоила попаданца.

— Мистер Шмидт? — близоруко вглядываясь, осведомился военный, — Я от военного министра, сэр! Не знаю, что уж там случилось, но он просил немедленно приехать.

— Немедленно? — удивился Шмидт.

— Да, сэр, — уверенно отозвался военный, — детали не знаю, но кажется, что-то важное. Впрочем, он просил передать вам письмо.

— Хорошо… — рассеянно отозвался Георг, вскрывая письмо и склоняясь над бумагой. В темноте видно плохо, и…

… удар в солнечное сплетение выбил из него воздух, а когда он, отскочив на неверных ногах, попытался вдохнуть, на лицо ему накинули тряпку с резким запахом.

Уже проваливаясь в бессознательное, он услышал короткую возню и хрип…

В это же момент единственный фонарь в переулке вспыхнул и погас, тьма сгустилась, и из неё шагнули две тёмные, высокие фигуры, подхватывая обмякшего Шмидта.

— Чисто, — сдавленно сказал арканзасец, переваливая попаданца в повозку, а чуть позже туда же, и тело убитого кучера, — А теперь быстро! Валим!

Колёса застучали по булыжникам, и экипаж — безымянный, один из многих, растворился ночи. На Madison Place остались только тающие следы крови, ног, да забытую шляпку кучера, которую ветер погнал вдоль по улице.

Сознание возвращалось урывками, Георг то ощущал холод от окон экипажа на щеке, и запах старого кожаного сиденья вперемешку с тряпкой, валяющейся возле его лица и всё ещё воняющей эфиром, то снова проваливался в сон, заполненный мутными кошмарами. Редкие попытки сосредоточиться, во время которых он больше всего старался не выдать, что хоть что-то соображает, приносили крупинки информации. Впрочем, на их анализ в текущем состоянии он явно не способен.

А попытка бежать… долговязый Сэмюэль один из немногих людей, с которыми Георг поостерёгся бы схлёстываться всерьёз даже будучи в полном сознании. Благо, при всей своей звериной физической силе и выдающихся бойцовских навыках, арканзасец довольно-таки беспечен, во время поездки предпочитая пялиться в окно, а не на нанимателя, которого он предал.

Георг уже начал приходить в себя, когда повозка заехала в какой-то двор, и трое мужчин, подхватив его за руки, выволокли наружу. В свете фонаря, который держал огненно-рыжий плотный детина, встретивший их, были видны хозяйственные постройки. Оглядеться ему, впрочем, не дали…

— Быстро! — резко скомандовал кто-то с явственным немецким акцентом, — В подвал его, и поживей!

Распахнулась скрипучая деревянная дверь, и его спустили вниз, попутно пару раз приложив головой о дверной косяк и чуть не уронив на лестнице.

— Пусть здесь и посидит, — деловито сообщил рыжий, заковывая руки Шмидта в кандалы, прикреплённые цепью к стене.

— Ага… — несколько невнятно отозвался арканзасец, — пусть. Сейчас… только вот…

Не договорив, он врезал Георгу под дых, и, пока тот пытался продышаться, наскорообыскал, забрав бумажник, часы и дерринджер.

— Всегда на память беру что-нибудь, — уже выходя из подвала, сообщил ему Сэмюэль, издевательски подмигнув. Дверь захлопнулась, отрезав попаданца от мира, скрежетнул металлический засов и он остался один.

В сыром, промозглом подвале пахнет сыростью, плесенью, гнилыми овощами и всякой дрянью, которой только может пахнуть у