Выживают бессмертные - Вячеслав Шалыгин

– Там увидишь. – Бондарев свернул жилетку мехом внутрь и вручил Сиплому. – Спрячь пока под куртку. На месте тоже следи за моими сигналами. Нарядишь в меховушку, кого укажу.

– Мне тоже будет роль? – Василису определенно раздражал тот факт, что Бондарев перехватил инициативу и теперь командует, но она сдерживала эмоции. – С текстом, надеюсь?

– Вам, сударыня, роль не требуется, вы всегда в образе, – Денис загадочно улыбнулся. – Я лишь озвучу маленькую режиссерскую просьбу. Когда отработают Патефон и Сиплый и будет объявлен ваш выход, сделайте так, чтобы даже суровые каратели на миг обомлели.

– Сиськи покажи, – криво ухмыляясь, посоветовал Патефон.

– Я подумаю. – Василиса скользнула по нему равнодушным взглядом. – Ты думаешь, Денис, пьяной драки будет мало, чтобы отвлечь внимание?

– Мало. Один отвлекающий момент обычно лишь мобилизует грамотную охрану. Два – действительно немного отвлекают. Но не забывайте, что клетки стоят на самом видном месте.

– Значит, надо еще что-то устроить, – вывел Сиплый.

– Это я беру на себя, – пообещал Бондарев. – Когда подойдет моя очередь появиться на сцене, Василиса откроет клетку, а ты, Сиплый, затолкаешь в нее подсадного в жилетке и вытащишь Грома.

– Тройной маневр – это толково, – одобрил Сиплый. – Не пойму одно: зачем подсадной?

– Чтобы не раскусили раньше времени, что все наши финты – это одна большая провокация, – терпеливо пояснил Бондарев.

– Ишь ты! Провокация? – Сиплый почесал в затылке. – С кем поведешься, от того и нахватаешься?

– Лучше сказать, дадим врагу по носу его же оружием.

– Это не только его оружие, – заметила Василиса. – Первыми начали заговорщики.

– Им тоже устроим что-нибудь похожее, когда придет время, – пообещал Бондарев. – Но пока «потренируемся на кошках».

– Слышал бы тебя Хан, наглеца такого, – Патефон в очередной раз ухмыльнулся. – Кошки! Нашел сравнение! Волки они да шакалы. После возрожденцев… – Патефон запнулся и, секунду подумав, перефразировал: – После армейских дезертиров самые гнусные звери во всей степи.

– Пусть так. – Бондарев проверил оружие, спрятал его в карман и надел бейсболку. – К бою, товарищи диверсанты. Справа по одному на выход шагом марш…

* * *

Выбор позиции оказался непростой задачей. На центральной площади рынка плотность толпы была неимоверной. Все пытались протолкнуться к столам, которые условно образовывали букву «П» – не сплошную, с проходами между столами и открытую к большому помосту, на котором расположились представители Ставки. С главного места на помосте, сложив руки на груди, толпу изучал Чубай, ближайший помощник Хана. Рядом с ним переминались с ноги на ногу человек двадцать, в основном главари крупных бригад, а между помостом и столами стояли в три ряда каратели в черных касках и с резиновыми дубинками наготове. То, что бойцы держали в руках не автоматы, а «спецсредства», не должно было обманывать, оружие висело у них за спиной, и применить его каратели были готовы по первому приказу Хана. Именно самого Хана. В окрестностях Савки стрелять было запрещено даже карателям, поэтому дать команду «огонь» мог только тот, кто наложил запрет, – лично Хан.

Вдоль столов, но уже не так плотно, выстроилось еще несколько десятков карателей. Они следили, чтобы к столам протиснулись только «бригадные» кочевники. Прочий кочевой люд оттирался распорядителями праздника к деревянным прилавкам стационарного деревенского рынка. Они располагались сразу за перекладиной буквы «П» и временно стали барными стойками и «шведскими столами» для кочевой «пехоты» и местной публики, которая тоже была не прочь угоститься на халяву.

Угощал Хан щедро. Мутное пиво из деревянных бочек лилось рекой, закуски были в основном простыми – сухари, прошлогоднее сало, печеные в золе овощи, но раздавались тоже без ограничений. Торжество халявы на отдельно взятой площади было абсолютным и безусловным. Под давлением соблазнов кочевники быстро теряли волю и, забыв про все свои «понты», ломились едва ли не по головам к прилавкам, заливали в себя литры мутного пойла и тянулись за добавкой.

В нескольких местах горели костры, на которых жарились большие куски мяса горбунов и, возможно, каких-то еще мутантов. По-хорошему, костры можно было развести и чуть дальше от столов и прилавков. Но Бондарев усмотрел в опасной вроде бы близости костров к центру площади особый умысел. Огонь и дым явно добавляли сборищу колорита. Так же как и музыкальное, а точнее – шумовое сопровождение. Где-то за помостом организаторов ритмично били барабаны.

Пока празднество только раскачивалось, на аккомпанемент мало кто обращал внимание, всех больше волновало, хватит ли на всех пива и закусок. Поэтому первые полчаса гомон и топот заглушали барабанные ритмы. Но когда тысячная толпа немного утолила голод и вечную жажду и поутихла, барабанный бой сделался хорошо различимой звуковой дорожкой праздника. Многие кочевники даже начали пританцовывать под навязанный музыкантами ритм.

В целом пиршество выглядело упорядоченным хаосом. За столами ближе к помосту начальства люди сидели, солидно потягивали свое пойло и пытались общаться – в основном жестами или склоняясь друг к другу, чтобы расслышать собеседника. Закуски здесь были самые солидные: кроме овощей и хлеба, имелся сыр и даже мясо. Да и люди собрались, по меркам Орды, приличные, уважаемые.

За такими же столами, расположенными ближе к «пехотной» зоне, народ стоял, поскольку там не было лавок. Да и закуски там были победнее. А перекладина буквы «П» и вовсе практически ничем не отличалась от «фуршетной» зоны. Здесь толпились мелкие бригадиры и командиры групп третьего сорта: либо недавно примкнувшие к Орде, либо принципиально работающие на Хана от случая к случаю.

Самая развеселая «тусовка», атакующая прилавки за «перекладиной» буквы «П», вообще не считалась каким-то сортом, поэтому довольствовалась самым отвратным пойлом и солеными сухарями. Но никто не возмущался. Ведь все знали, что иерархия Орды дело нестабильное и у каждого кочевника есть шанс переместиться со временем ближе к помосту. Было бы желание.

«Общество равных возможностей», – так называли Орду пламенные пропагандисты вроде Чубая, которого в народе называли «Геббельсом», или другого помощника Хана, рыжего, речистого и энергичного Терри Дьюка, в прошлом посольского работника по кличке Канадец. Оба не отрицали, что Орда – это дикое, злое и даже местами подлое общество. Но зато, подчеркивали они, демократичное, а потому сильное и непобедимое.

Под давлением пропаганды кочевники постепенно пропитались духом превосходства над всеми прочими выжившими и теперь легко велись на новую фишку – идею о высшем предназначении Орды. Якобы именно Черный Рынок должен объединить Большую степь и сделать из нее действительно новый, построенный «по понятиям» мир. Управлять которым кочевники будут в строгом соответствии с иерархией. Кто за столами ест сидя, тот и в новом мире будет восседать в креслах. А кто топчется у «барных стоек», тот будет присматривать за всяким бродячим и поселковым сбродом, пока тот работает на великую Орду. Но если «пехота» пожелает пробиться в начальство – никто не помешает. Демократия же.