Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало - Евгений Бочковский

Ознакомительный фрагментвыставить себя как угодно лицеприятно, он, увлекшись откровенностью, нет-нет да и проговаривается о некоторых, довольно шокирующих особенностях своей деятельности на страже закона. Это больше исповедь, нежели подчищенные и приглаженные мемуары для публики, в чем и заключается особое значение воспоминаний инспектора. И всё же, при очевидной их ценности, нельзя не учитывать известную всем предвзятость автора в отношении своего вечного визави. Наша публикация вышла бы непростительно однобокой, если бы мы полностью доверились инспектору и не предоставили бы слова одному из его принципиальных соперников. А потому объективности ради, отстаивая честь великого друга, эстафету подхватит доктор Уотсон. Наш цикл будет построен на чередовании эпизодов из записок инспектора и дневника доктора, так что читатели получат уникальную возможность напряженно следить за увлекательным диалогом, в котором ни один выпад не останется без достойного ответа. Следить, оценивать и, быть может, принять чью-то сторону. Почему бы и нет? Мы будем счастливы и горды, если предоставленного материала им хватит, чтобы составить собственное мнение о приключениях Шерлока Холмса.

Для лучшего понимания происходящего мы рекомендуем освежить в памяти интерпретацию тех же событий А. К. Дойла и перечитать его замечательные рассказы: „Скандал в Богемии“, „Союз рыжих“, „Установление личности“, „Голубой карбункул“, „Тайна Боскомской долины“, „Человек с рассеченной губой“, „Берилловая диадема“, „Палец инженера“, „Пять апельсиновых зернышек“, „Медные буки“».

Глава первая, в которой обида выдает себя желчью

Из записей инспектора Лестрейда

Просматривая свои записи, в том числе и самые ранние, двадцатилетней давности, я убедился в необходимости своеобразного вступления, без которого совершенно неясно, как и откуда возник этот человек. Подчеркну, не явление, о котором предостаточно рассказано и без меня, а сам Холмс, потому что сей субъект принялся маячить перед носом полиции задолго до рождения его странной славы и бытующее среди обывателей мнение, будто Холмс ворвался в криминальную жизнь Лондона в одночасье, не имеет под собой никаких оснований. Несмотря на частые пересечения с ним, некоторое достаточно продолжительное время в своих записках я обходился без упоминаний о нем. Не из гордости, как многие могли бы подумать. Просто до поры его присутствие в среде криминалистов было слишком незначительным, как мелкое облачко или одно из многочисленных деревьев на дальнем плане в пейзаже художника, чтобы имелся хоть какой-нибудь смысл отводить ему здесь место. Разве что курьезный, однако желания разбавлять комическими сюжетами серьезное чтение, каковым просто обязано являться свидетельство инспектора криминального департамента Лондона, я в себе не находил.

Так продолжалось до тех пор, пока его вмешательство в наши дела не стало настолько навязчивым, что зачастую оказывало определенное влияние на исход событий, обойти вниманием которое без ущерба целостности картины уже не представлялось возможным. Таким образом, в деле ограбления «Си Эс банка» (City&Suburbanbank. – Примеч. ред. газеты «Финчли-ньюс»), или, как его прозвали некоторые любители громких заголовков, в истории «Союза рыжих», впервые в мою письменную речь проник данный персонаж, и тогда же ситуация почти мгновенно переменилась. Начиная с летних дней девяносто первого года весь последующий период моей деятельности полностью совпал с пиком популярности этого проходимца, а потому пытаться оспаривать достоверность слухов, связанных с его именем и сначала пышно расцветших среди улиц Лондона, а затем захвативших Англию и весь мир, было невозможно. Газетчики, а с их помощью и публика с удовольствием подхватили и развили глубоко симпатичную им мысль о бездарности и лени полицейских, чью работу оплачивает общество, и тотальном превосходстве над ними гениального самоучки, бессребреника, распутывающего зловещие загадки за символические деньги, исключительно из потребностей своего ненасытного до работы ума. Во многом причиной такого враждебного отношения к полиции служил особый склад ума британца, в особенности лондонца, видевшего в полисмене посягателя на его гражданские свободы, чуть ли не шпионящего за людьми и их частной жизнью. Едва наметившемуся улучшению ситуации сильно повредил коррупционный скандал в Скотленд-Ярде, случившийся в конце семидесятых, когда лучшие люди суперинтенданта Уильямсона были застигнуты за получением взятки от мошенников, орудующих на тотализаторе. Этой атмосферой недоверия к официальному уголовному сыску вполне успешно пользовались частные сыщики, коих развелось предостаточно. Но их успех заключался отнюдь не в результатах деятельности – отсутствие профессионализма, организации, системы сбора информации и многого другого остро сказывалось на качестве их работы. Такие сыщики отрабатывали частные заказы и не совались в дела полиции. Холмс стал первым, кто бросил открытый вызов Скотленд-Ярду. Он пытался сделать себе имя, нарочито пересекая нам дорогу и стремясь превратить поиск и поимку преступников в нелепое соревнование одиночки с полицией, в котором таланты первого непременно должны были обеспечить ему победу.

Ничего не могу сказать о его так называемой агентуре из уличных мальчишек. Подозреваю, что ее не было вовсе и новости он узнавал обычным способом – из газет. Но иногда до его ушей долетал слух о том, что возле такого-то дома по такой-то улице в толпе зевак с тревогой и возбуждением обсуждают прибытие детективов с набережной Виктории, и в самый разгар нашей работы, когда производился осмотр места и опрос очевидцев, он успевал не просто примкнуть к любопытным, но еще и самоуверенно вторгнуться в самый центр, преодолевая оцепление с помощью важного вида и уверений, что «полиция отчаянно нуждается в его помощи». Появившийся через пару лет доктор Уотсон составил ему компанию – вероятно, для внушительности и от собственного безделья. Теперь топтаться на месте преступления, затирая важные следы и улики и отвлекая нас глупыми замечаниями, они стали вместе. Доктор, правда, больше молчал, но умудрялся как-то особенно неудачно путаться под ногами. Мне ничего неизвестно о его восточном прошлом, возможно, он действительно когда-то принадлежал армии. Во всяком случае, будет справедливым признать, что то непередаваемое достоинство, с которым он ухитрялся занять всякий раз самое неподходящее место, действительно отчасти присуще отставным военным. Судить здесь не возьмусь. Добавлю только, что, когда его пытались сдвинуть с такого места, он, не сразу уловив, чего от него хотят, в конце концов дружелюбно кивал и, переместившись, наступал на ногу инспектору Грегсону, а однажды по рассеянности и вовсе встал прямо на труп.

Холмс тем временем поражал нас акробатическими этюдами собственного сочинения, лазая по потолку и раскачиваясь на люстре в поисках следов и прочих улик. Эксперименты на открытом воздухе отличались не меньшей ловкостью и также имели бы неплохие шансы произвести должное впечатление, если бы не их результаты. Даже мне, цинику, невозможно было избежать чувства глубокого восхищения Холмсом, когда он с кошачьей грациозностью, доступной только ему, вскарабкивался на деревья и заглядывал в гнезда птиц, внимательно