Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

— Сначала этот план надо придумать… Лёлик! — ворчливо проговорил Андропов, шелестя по-осеннему желтоватой бумагой. — Что смотрите? Думайте!

Жора щелкнул толстой четырехцветной ручкой, и хищно склонился над пустым листом, не запятнанным чернильными оттисками печатей. Грифы секретности проступят потом…

Глава 2

Понедельник, 23 октября. Утро

Ленинград, улица 8-я Красноармейская

Закручивая броуновское движение школоты, переменка шумела и гуляла. Короткая, но емкая, она разряжала накопленную за урок бурлящую энергию.

Октябрятская мелкота носилась вокруг, своими тонкими визгами сбивая и запруживая плавный ход мыслей, но я лишь снисходительно улыбался. Ничто не могло испортить мне настроения — у меня все дома! Этот смешной вывод частил в голове, наполняя покоем и миром.

— Соколов! — Пышнотелым ледоколом рассекая малолетний хаос, шествовала Яблочкова, ведя за собою боязливую Лапкину. Пардон, Минцеву. Заметно округлившийся животик расшифровывал опасения завсектором идеологической и воспитательной работы.

— Здравствуйте, Татьяна Анатольевна! — с чувством пропел я. — Здравствуйте, Светлана Витальевна! Похорошели-то как!

— Поговори мне еще… — проворчала директриса для порядку. — Тебя вот ищем!

— Нашли хоть? — заботливо поинтересовался я, не совладав с демоном искушения.

Смех Чернобурки сбил неминучую агрессию Тыблока.

— Здравствуй, Андрей, — сказала завсектором, мило улыбаясь. — Хочу тебя поздравить! Твой военно-патриотический почин отметили на самом верху, и достойно его оценили… — Порывшись в сумочке, она достала что-то вроде открытки, красной с золотом. — С двадцать шестого по тридцатое октября в Москве будут праздновать 60-летие ВЛКСМ, а это — твой пригласительный!

— Спаси-ибо… — я даже растерялся. — А занятия?

— Да уж нагонишь как-нибудь! — хмыкнула директриса. Свирепость богини Кали в ее мощном голосе уступила зыбкому добродушию фрекен Бок.

— Приложу все силы, Татьяна Анатольевна! — пылко заверил я. Сложенная вдвое глянцевая картонка, спущенная с комсомольских высот, меня реально обрадовала. Масса вопросов к Сундукову, к Канторовичу, к Гельфанду роилась в голове, и далеко не каждый из них можно было доверить телефону.

— Извини, конечно, что раньше не передала, — смущенно оправдывалась Чернобурка. — Были… м-м… обстоятельства.

— Да понимаю, Светлана Витальевна. — Я скользнул взглядом по оттопыренному пиджачку. — Тяжело вдвоем.

Завсектором стыдливо хихикнула, директриса молча погрозила мне толстым пальцем, и обе удалились по коридору, смутно напоминая Коровьёва с Бегемотом. А мне в другую сторону — звонок грянул, загоняя в классы учащихся, дисциплинированных и не очень.

— Комсорг, не отставай! — Грузной трусцой пробегая мимо, Паштет хлопнул меня по спине, словно придавая ускорения. — Эльвира ждет нас!

— Yes, — буркнул я вдогон, — of course…

Вторник, 24 октября. Утро

Ленинград, улица 8-я Красноармейская

Гулкие шлепки отзывались звонкими криками болельщиков, а уж когда нападающий эффектно вколачивал мяч, спортзал сотрясался от победного ора.

По обе стороны волейбольной сетки резко скрипели кеды, а дюжина глаз напряженно следила за оранжевым пупырчатым дутышем, что летал зигзагом по всей площадке.

Я подпрыгивал на месте блокирующего, сумев забить всего один быстрый низкий мяч, да и то после хорошей доводки с приема — и правильной подачи от Кузи.

Тамара Борисовна сама металась в азартном судействе. Свисток — и ползала взвывает хором возмущения. Другая половина одобрительно ропщет.

— Аут! — гаркнул Паштет, подсигивая на скамье.

— Да никакой ни аут! — взвился певучий голос Алёны.

— Не было аута, — увесисто заявила физручка, и коротко свистнула. — Родина! Замена. Афанасьева!

Уставшая Ирка поплелась с площадки, отдуваясь, а Томка, свеженькая и прыгучая, выбежала, едва касаясь гудящих досок пола новенькими импортными кроссовками — папа достал.

«Обул всех, — бурно радовалась зеленоглазая, — даже бабушку!»

— Счет: двадцать четыре — двадцать четыре!

Свисток — и команды снова закружились, затопали, заскакали… Не помогла замена — перед самым звонком Сёма влепил нам мяч.

— Счет: двадцать четыре — двадцать шесть! Игра окончена, марш в раздевалку!

— Да Тамара Борисовна-а!

— Марш, я сказала! — Воздев палец, физручка как будто призвала к молчанию буйных выпускников, и до всех донесся захлебывающийся звонок. — Слышали? На следующем уроке доиграете… Акчурина, лови!

Яся, смирно сидевшая на груде матов в школьной форме, ловко поймала отскочивший мяч, и сунула его между перекладин шведской стенки. Аут.

Проигравшие уныло поплелись к выходу, а победившие весело их подбадривали. Хотя довольны были все — сыграли, так сыграли, в полную силу, выложились. А горчинка поражения обнулится мигом — большая перемена!

Яся уже убежала в столовку, занимать на девчонок. Следом шумно умчался Пашка, побив армейскую норму — переоделся за сорок секунд…

* * *

Школьная столовая не баловала изысками, зато всё — натуральное. Впрочем, нынешнее поколение абсолютно не ценит подобное преимущество бытия. Да и с чем тут сравнивать?

«Ничего… — криво усмехнулся я, жонглируя подносом. — Как отведают „Докторской“ из сои и мелко протертой требухи, сразу поймут, чего лишились! Да поздно будет…»

Списав негатив на упадок сил, я встряхнулся. Есть надежда, что всё нормализуется, и пищепром СССР не деградирует до эрзац-продуктов. «Пипл»-то, ладно, пускай «хавает», что дают, а вот советский народ — весь наш трудовой нар-род! — будем кормить только качественной органикой, без «химозы» и «пальмы». И пусть поколение next вырастет здоровым и крепким, чтобы сплошь — добры молодцы да красны девицы, а не бледная немочь «зуммеров» с «миллениалами»…

Насмешив себя, а заодно подняв настроение, я энергично умолол суп с фрикадельками, да пюре с битками, и откинулся на фанерную спинку «столовского» стула, благодушествуя и попивая компот. Два компота. Одного стакана мне мало — организм растет!

Здоровым и крепким.

Громыхнув стулом, напротив уселся Резник, тоже сытый и довольный.

— Дюха! — Он нетерпеливо заерзал. — Тебя в воскресенье не было, а к нам в клуб Пухначева заходила. Помнишь такую? Из двести восемьдесят седьмой?

— А-а… — затянул я, припоминая. — Марина Пухначева? Восьмой класс?

— Она самая! — ухмыльнулся Сёма. — Только уже в девятый перешла. Летит время… В общем, Марина тоже хочет в экспедицию, и сегодня притащит целый взвод! Где-то, в полчетвертого. Будешь?

— А как же! — хмыкнул я. — Плох тот командир, что не любит пополнения! Буду.

И допил компот.

Тот же день, позже

Ленинград, проспект Газа

Марина за лето вытянулась и «округлилась» в нужных местах, а вот характер ее не изменился ничуть — та же спокойная, святая уверенность в своей правоте. Надо будет