Адвокат Империи 12 - Ник Фабер

иным, как маргинализированной рабочей силой, практически не имеющей каких-либо прав. Их привозили целыми толпами из близлежащей Мексики и стран латинской Америки в качестве максимально дешёвой рабочей силы, делая вид, будто там они смогут поработать, заработать денег, пусть и в очень тяжёлых условиях, после чего вернутся домой.

Говорить о том, что возвращался максимум каждый десятый, а остальных попросту загоняли в долговое рабство наравне с афроамериканцами, тут даже смысла не было.

На первый взгляд всё это выглядело как апартеид в стиле ЮАР из моей прошлой жизни. Только на стероидах и при полном отсутствии человечности. Религиозный фанатизм, через который рабство подавалось как божественный порядок вещей, обоснованный местной версией Библии. Массовая цензура. Не говоря уже о том, что за межрасовые отношения тут карали либо тюремным сроком, либо смертью, что, по сути, было одно и то же. Попадающие в местные тюрьмы уже могли и не рассчитывать, что когда-либо покинут их стены, превращаясь в ещё один источник бесплатной рабочей силы, которую можно не особо жалеть.

Безумие какое-то.

Нет, когда я только познавал этот мир, меня в какой-то мере поразило, что здесь сохранились аристократия и феодализм. Но ровно до тех пор, пока не пришло осознание, что местные аристократы больше напоминают не привычных мне дворян, а, скорее, дзайбацу. Этакая версия японских финансово-промышленных корпоративных кланов. Только сохранившие налёт знакомого мне аристократизма.

Как только я принял этот факт, жить стало сразу проще и понятнее. Так что да. У баронов, графов и князей Российской империи имелись свои подданные. Но к ним они относились… Ну ладно, порой весьма паршиво. Из тех, кто мне знаком, достаточно вспомнить хотя бы Штейнберга. Или Лазаревых, как пример местных акул. Но у подданных всё равно были привилегии и возможности полноправных и свободных граждан.

Здесь же… Полный и беспросветный мрак.

— Вы так и не рассказали, по какому делу мы летим туда, — напомнил я.

— Видишь ли, Александр, дело состоит в том, что я пока не уверен, что наша помощь будет необходима. Даже не так. Если быть точным, то я очень надеюсь, что она не потребуется вовсе. К сожалению, относительно этого у меня плохие предчувствия.

Я нахмурился и посмотрел на него с недоумением.

— В каком смысле?

— В самом что ни на есть прямом, — произнёс он и жестом подозвал к нам одну из стюардесс. — Не могли бы вы сделать кофе для меня и моего друга…

— Только без кофеина, пожалуйста, — поспешно добавил я. Лететь нам ещё шесть с половиной часов, и я надеялся поспать в полёте.

— Конечно, — тут же улыбнулась мне милая девушка. — Сейчас всё сделаю и принесу.

— Смотри, у нас часа через три обед будет. — Молотов с весельем в глазах посмотрел вслед уходящей девушке. — Поверь мне, на этом рейсе кормят не хуже, чем в самых дорогих ресторанах столицы.

— Даже спорить с вами не буду. — Я поудобнее сел в кресле. — Так всё же. В чём подвох?

— Подвох? — Молотов сделал вид, будто не понял моего вопроса, но его эмоции меня не обманули.

— Да, Вячеслав, — кивнул я с серьёзным видом. — Именно что подвох. Как я уже сказал, вы до сих пор не сказали, зачем мы туда летим…

— Я уже сказал…

— Да, помню, — мягко перебил. — Вашей знакомой нужна помощь. Но что это за помощь?

— Я не сказал, что она ей необходима, — спокойно поправил меня Молотов. — Но есть вероятность, что в скором времени она может попасть в крайне неприятную ситуацию.

— И насколько эта ситуация может быть неприятной? — Я сделал приглашающий жест рукой, чтобы подтолкнуть его к дальнейшему разговору.

И не просто так. Я чувствовал, что Молотов колеблется. С одной стороны, он очень не хотел это обсуждать. Бог знает по каким причинам. И дело тут даже не столько во мне, сколько, как я понял, в этой самой «подруге». Уж больно сильные эмоции вызывало её упоминание.

Что характерно, ни капли этих эмоций не проходили наружу сквозь установленную Молотовым маску. Просто-таки фантастический контроль лица. Не имей я дара, то с ним за один карточный стол садиться поостерёгся бы.

— Весьма, — наконец произнёс он. — Её зовут Анна Харроу. Она моя старая и… Давай просто остановимся на том, что она моя крайне близкая знакомая, за судьбу и жизнь которой я очень переживаю.

Только идиот не поймёт, что за этим ответом крылось нежелание Молотова более детально посвящать меня в тайну их отношений. Я понимающе кивнул, не став развивать эту тему, и Вячеслав спокойно продолжил.

— Хорошо. Так вот, примерно двадцать лет назад Анна, тогда ещё носившая фамилию Измайлова, покинула империю и улетела в Европу. Некоторое время жила в Британии, где познакомилась со своим будущим, скажем так, гражданским супругом Эдвардом Харроу. Тот до недавнего времени являлся крайне влиятельным землевладельцем родом из Монтаны. Весьма богат. Пользовался уважением у других семей. Участвовал в политике Конфедерации.

Мой вопрос напрашивался сам собой.

— Они заключили официальный брак?

— Нет, — покачал головой Молотов. — Видишь ли, Александр, в КША их «брак» не подлежал официальной регистрации. Для Конфедерации даже белая женщина, но приехавшая из Российской империи — всё равно что чужая.

Его слова заставили меня нахмуриться. Я покопался в том, что запомнил из предоставленных мне документов, но либо сейчас не смог вспомнить нужную информацию, либо там её не было вовсе.

— Это их обычное отношение или…

— Молодец, — похвалил он меня. — Зришь в корень, так сказать. Да. Учитывая политику строгого изоляционизма, которой последовательно следует правительство Конфедерации, в этом нет ничего необычного. Они и по сей день являются весьма закрытым государством. Так что правовой статус Анны в данном случае весьма…

Он замолчал, будто стараясь подобрать наиболее подходящее слово.

— Шаткий? — предложил я, чем вызвал у него улыбку.

— Скорее, неуверенный, — привёл он свой вариант. — Ранее в этом не было проблемы. Положение её мужа решало абсолютно все проблемы, которые могли возникнуть ввиду этого. К сожалению, теперь подобного прикрытия у неё больше нет.

— Он умер, — сделал я логичный вывод, и Молотов кивнул.

— Да, к сожалению. Эдвард был хорошим человеком, земля ему пухом. Мы встречались несколько раз во Франции, и он произвёл на меня крайне приятное впечатление.

Несмотря на искренность