Полдень XXI век, 2009 № 7 - Арцун Акопян

— Ты голодна? — спросил он по-персидски.

—Да, немного.

— Пойдем на кухню, я тебе что-нибудь приготовлю.

На лице ее отобразилось искреннее изумление:

— Ты... мне?! А разве твоя жена не умеет готовить?

— Умеет, конечно, но она здесь больше не живет... Ее передали в хорошие руки. А тебе придется осваивать русский язык. Согласна?

Она покраснела и опустила глаза:

— Конечно, если учить меня будешь ты, мой господин!

Виталик вдруг почувствовал, что он — самый счастливый человек на земле за последние десять тысяч лет.

АРТЕМ ФЕДОСЕЕНКО

Убить Чужого

Повесть

Неизвестно, кто увидел тарелку первым. Павел считал, что — он. Он первым вылез из палатки и побрел, разлепляя глаза, к речке. Клапан второй палатки — Бориса и Эдика — был закрыт. Утро звенело комарьем — с палец, ей-богу, хоть в рыло бей, — было прозрачным и душистым. Оскальзываясь на крутом бережке, он спустился к воде, сел на корточки, собрался с духом и плеснул в лицо воды. Никакой бодрости, а тем более радости от холодной воды он не испытал, скривился и плеснул еще раз^ тщательно растирая по опухшим глазам.

Надо меньше пить.

Ну, это понятно. Только невыполнимо — в тайге, на рафтинге, да с Эдом. Впрочем, болел он не так сильно, как предполагал вчера.

Павел с отвращением выдавил на старенькую зубную щетку зеленой гнуси под названием «Хвойный лес» и принялся изгонять изо рта ощущение помойки. Где-то в этот момент он и почувствовал высокое-свербящее — то ли в ушах, то ли сердцем. Поднял голову, а там, черт-те на какой высоте, но отчетливое — оптика напоенного утренней влагой воздуха, — закладывало вираж ОНО, похожее на фрисби, невнятной окраски — то ли черное, то ли слепяще-белое. А ему наперерез стремился белый инверсионный след. Павел выпрямился, оглянулся в растерянности, — а они уже были все снаружи: Серый, Борька, Эд — и,задрав головы, смотрели на тарелку. Серый говорил, что истребитель опередил-таки тарелку, но она прошла сквозь след очень близко к соплам. Павел этот момент пропустил. Когда он снова посмотрел в небо, там уже было дымно, и оба небесных странника, кувыркаясь, летели в стороны и вниз. А потом земли достиг хлопок — глуше и тусклее, чем при салюте, и оттого — страшнее. Даже не страшнее, а как-то фатальнее. Взаправду.

Истребитель, который кувыркался куда-то далеко за реку, катапультировал кресло с пилотом, — конечно, с земли разглядеть выброшенный «пакет» было невозможно, но когда над ним раскрылся парашютный купол, все сомнения отпали. Тарелка же падала прямо на ребят, сверкая солнцем и переливаясь всеми цветами радуги.

— Ховайся! — заорал Борис и бросился к рафту.

— Не, в лесу упадет, — остановил его Эдик, не отрывая взгляда от растущего, бешено вращающегося объекта.

Объект упал в лесу.

— Ну, вот, — сказал Эд. — Не так далеко, кстати. Поищем?

— А чего это он не взорвался? — зачем-то шепотом спросил Серый.

— Он ведь не тупо упал, — ответил Эд. — Он же притормаживал постоянно. Рывками двигался — не заметил?

— Ага, и по краям рябило так, — вмешался Павел. — Это, наверное, двигатели тормозные. Или поле какое.

— Рот прополощи. Сейчас гуманоиды завалятся, а у тебя вся пасть в пасте.

Павел обиженно посмотрел на Эда, но тот не спускал задумчивых глаз с леса.

Пока Павел полоскал рот, гуманоиды не пришли. «Придется искать их самим», — подумал он. Нетерпение было так велико, что он забыл про похмельный синдром и вмиг взлетел по оплывающему грязью берегу к стоянке.

Серый закидывал землей костровище, Борис выговаривал Эду:

— Ну зачем же сворачиваться? Сам же сказал — недалеко. Нашли бы этих, привели сюда, а у нас уже горяченькое!

— Сворачивай палатку, тебе говорят.

— У НИХ от твоего «горяченького» может несварение желудка получиться. Или чего у них там может быть! — весело крикнул Павел. — А действительно, Эд, зачем лагерь сворачивать?

— Ты летчика видел? — ответил Серый. — Скоро здесь вся краснознаменная будет.

— Ну и что?

— Так они тебе и дадут контакт налаживать.

— «Ложить» неправильно, правильно — «класть», — проворчал Павел.

— На них покладешь...

— И то верно. Как контактеров загребут в закрытый институт, и полгода мамку не увидишь! Ну, давайте тогда собираться.

— Может, хоть позавтракаем, — продолжал упорствовать Борис.

— Кончай ныть! Туг такое! Может, раз в жизни!

— Ты чё? В какой жизни? — захохотал Серый.

— Да у него просто словесный понос от шока, — пояснил Борис.

— Ну и ладно, — весело согласился Павел. — Давайте скорее шалабудень всю нашу...

— Вы что, с ума сошли? — от холодного, равнодушного голоса Эдика все замерли, как стояли — Серый опирался на черенок лопаты, Павел нагнулся за туристическим ковриком, Борис, уперев руки в боки, разглядывал свою палатку. Эдик неотрывно следил за ветвями деревьев. И было что-то в его глазах от усталого равнодушия узника Освенцима, или героя, оставшегося прикрывать отходящий отряд — с двумя гранатами против танкового корпуса, или от человека, которому из выходов остался только суицид.

Звенела комарами тишина.

— Ефремова перечитали? — по-прежнему буднично заговорил он. — Откуда вы знаете, с какими ОНИ намерениями? Парили где-то в горних... Маскировались. Сколько лет? Зачем? Рассекречены и сбиты.

Похолодало. А может, похолодело. Где-то внутри. У всех.

— Ты чего это, Эд, — потянул Борис, и Павел поморщился — до чего писклявым и напуганным оказался его голос. — Кина американского пересмотрел?

— А если даже и не так, — не обернулся Эдик, — все равно. Контакт должны творить специалисты. Мало ли чего ты наговоришь, расхлебывай потом.

— Дело говорит, — согласился Серый. — Съё...

— Договорились же! — рявкнул Эдик.

— Уходить надо, — поправился Серый.

Из-за торопливости все валилось из рук. Тюки получались менее плотными и требовали перепаковки. Рюкзаки не вмещали и трети от обычного. Эдик периодически замирал, уставившись на лес, Борис обиженно сопел, а Павел не мог избавиться от историй «похищенных инопланетянами».

— А почему ты ИМ сразу враждебность приписываешь? — спросил Павел, помогая Серому скатывать палатку.

Эдик разровнял дерн на том месте, где зарыл пустые бутылки из-под вчерашнего, и только потом ответил:

— А