Прах - Элизабет Бир

и все ее крылатые родичи – вынужденно щуплой, холод стал суровым испытанием. Она не могла ни согреться, закутавшись в крылья, ни поймать даже призрак тепла, прижав колени к груди.

Она сосредоточилась на том, чтобы запомнить все детали своей камеры; она вычисляла число ступеней, ведущих к вершине башни, считая шаги Риан. Даже здесь, в темноте, Персеваль могла вызвать в памяти и картинку, и геометрию пространства. Этот дар достался ей вместе с крыльями – но не покинул ее вместе с ними.

Поэтому она стояла, сгорбившись, наклонив голову и дрожа всем телом; зубы она сжала, чтобы они не стучали. Она услышала, что кто-то спускается по лестнице, и попыталась поднять голову, но застывшие мышцы шеи не позволили ей это сделать.

Возможно, к ней идет Командор или снова Ариан. Ариан, которая встретила Персеваль как равную на поле боя, а затем, когда Персеваль сдалась, все равно отрубила ей крылья. У Ариан нет представления ни о чести, ни о милосердии.

Персеваль пыталась поверить в то, что когда-нибудь научит ее, по крайней мере, смирению.

Она повисла на цепях и постаралась не сжиматься в комок от страха.

Но посетителем оказалась та девочка Риан: она принесла бинты, а также пищу и напиток, которые поначалу Персеваль не могла есть самостоятельно из-за слабости. Девочка – девушка или молодая женщина (Персеваль не знала, как они определяют это здесь, во Власти) – сначала одним движением включила свет, а затем теплой водой и едким мылом вымыла плечи Персеваль, цокая языком при виде потрескавшихся, бесполезных корочек на ранах.

– Я думала, ты их залечила, – сказала Риан.

– Зачем? – спросила Персеваль и подивилась тому, насколько пара часов, проведенных в цепях, надломили ее дух. – Ваш Командор все равно меня сожрет, и притом очень скоро – ведь вечно держать меня в оковах он не сможет.

Риан хихикнула, выжимая свою тряпку.

– Нет никакого Командора, – сказала она и икнула. Эта икота стала знаком, который был нужен Персеваль: он подсказал ей, что это не нервный смех, а подавленная истерика.

Нет никакого Командора.

– Но я видела его, когда меня привели сюда.

Мягкая тряпка потерла нежные края ран Персеваль. Опустив голову, Персеваль попыталась вытянуть шею, впитать в себя тепло воды и ненадолго унять дрожь. Скоро вода на коже начнет высыхать, и холод вернется.

– Он умер, – сказала Риан, и по ее голосу было ясно: она поняла, что проболталась. Она бросила тряпку в ведро, и та с громким всплеском упала в воду. Затем Персеваль почувствовала, как теплые полотенца вытирают ей спину, ощутила прикосновение теплых рук, измерительной ленты и марли.

Персеваль сделала глубокий вдох, чтобы успокоить свои сердца, которые внезапно забились от ужаса в ее глубокой, широкой груди. Если Аласдер умер, значит, Ариан его убила. А если Ариан убила Командора, то у Персеваль нет никаких шансов выйти на свободу.

– Забудь, – сказала Персеваль, отстраняясь от бинтов.

Но Риан постаралась не обращать внимания на ее протесты – и продолжила мазать ее мазью, измерять, заклеивать пластырем. Она прикасалась к ней по-хозяйски, и Персеваль подумала, что это чувство – как и неловкая доброта Риан – ей знакомо.

– И когда она придет за мной? – со вздохом спросила Персеваль.

– Она сказала – утром.

Преодолевая ноющую боль в шее, Персеваль изогнулась и бросила взгляд на высокое окно. Оно причиняло ей больше страданий, чем темнота, – ведь благодаря ему Персеваль могла видеть, как жизнь утекает прочь, словно песок в часах. Край щита-затенителя был линией разреза; небо за ним все еще оставалось черным, но уже смягчилось.

Риан похлопала Персеваль по спине ниже повязок, а затем снова встала перед ней. Используя свои онемевшие, горящие руки в качестве рычагов, Персеваль заставила себя выпрямиться.

– Но ты все равно тратишь на меня еду? А еще воздух, повязки и воду?

– Воздух стоит дешево, – сказала Риан – удивительная дерзость для служанки. Услышав эти слова, любой инженер сделал бы жест, защищающий от зла, и вздрогнул. – А иногда леди берется за дела позже, чем собиралась.

Это означало, что, возможно, Ариан не сумеет уничтожить Персеваль так быстро, как ей хотелось бы.

– Можешь удлинить мои цепи? – спросила Персеваль, когда Риан, по крайней мере, накормила ее супом и занялась уборкой в комнате. Пища тем временем начала оказывать свои волшебные восстановительные свойства. – Чтобы я могла сидеть на полу или лечь?

Если внимание Ариан действительно было так рассеяно – а это вполне возможно, если она пытается взять под контроль правительство своего отца, – то Персеваль может провести здесь несколько дней. Цепи будут причинять ей все больше боли, а Риан – невозмутимо смывать нечистоты с пола в сливные желоба струей пара. Никаких допросов не будет; в них нет смысла, если Ариан собирается просто поглотить пленницу в ходе соответствующей церемонии.

Персеваль почти мечтала о том, чтобы все это закончилось.

– Я спрошу, – ответила Риан.

По крайней мере, после уборки в комнате стало тепло и влажно. Риан закутала Персеваль в одеяло и скрепила его у нее на груди с помощью застежки. Одеяло было мягким и белым. На нем будет видна кровь.

Кроме супа Риан также принесла хлеб и растительное масло, а также соевый сыр. Аккуратно разломив хлеб и сыр на кусочки, Риан скормила их Персеваль. Персеваль брала еду с рук Риан, словно ручная птица. Если ей суждено умереть, то пусть она умрет в том комфорте, который ей доступен.

Взяв очередной кусок, Персеваль поцеловала пальцы Риан в знак благодарности.

Отдернув руку, Риан отпрыгнула назад. Она смотрела на Персеваль, а Персеваль – на нее; отличие заключалось в том, что Персеваль еле заметно улыбнулась и слизнула с губ последние капли настоянного на травах масла.

– Откуда ты знаешь мое имя? – сдавленным голосом спросила Риан.

Персеваль моргнула и поняла, что в этот миг выглядит столь же потрясенной.

– А почему я не должна его знать? Разве мы не сестры?

Не Риан осторожно отставила в сторону тарелку с хлебом. И не Риан протерла губы Персеваль влажной тряпицей и смахнула крошки с ее щеки. Это сделал кто-то другой – другой человек, облаченный в тело Риан.

Другой человек, которого демоница из Двигателя назвала сестрой.

Она молчала, но не могла уйти, и в конце концов Персеваль откашлялась и заговорила снова:

– Риан? Ты злишься?

Риан не злилась – сейчас она не испытывала вообще никаких эмоций. Но она задержала дыхание, словно в горле у нее застрял камень.

– Ну так что? Ты потрясена? Тебя воскресили? Воскресшие тоже не могут говорить.

Риан слышала такие легенды, но ни разу не