Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

в ней нет выходов; пока он не откроет дверь, выбраться невозможно. Инвесторы не произносят ни слова. Они рады демонстрировать свою власть по мелочам, когда им ничто не угрожает, но здесь и сейчас они не контролируют ситуацию. Это выводит их из себя. Рид видит это и наслаждается.

– Вы все прекрасно знаете, что наши исследования направлены на создание детей, настроенных на эти так называемые силы природы. Представьте ребенка, в котором настолько хорошо воплотилась трансмутация, что одним своим прикосновением он может менять структуру металла, или другого – который может превращать день в ночь. В случае успеха мы получаем мощнейшее оружие всех времен. Его возможности не поддаются описанию. Каждый из вас был выбран инвестором нашего проекта не только из-за вашего финансового потенциала, но и потому что ваш эмоциональный потенциал свидетельствует о том, что вы способны помочь этому миру перейти в новую эру просвещения и согласия.

Всякий раз, произнося эту речь, Рид переживает, что перегибает палку, что наступит момент, когда кто-то из этого бледного, вскормленного молоком стада наконец вспомнит, что когда-то был хищником, и станет грызть руку, которая его кормит. Всякий раз он испытывает облегчение и разочарование, когда они, удовлетворенно улыбаясь и кивая, глотают его слова. Да, конечно, грядет новый порядок, и, разумеется, они будут в первых рядах. Они это заслужили. Они за это заплатили и, заплатив, обеспечили себе право на все последующие блага и возможности. Все это принадлежит им и никому больше.

Дураки. Но богатые дураки. Их богатство позволило, не привлекая внимания трусов из Конгресса, продвинуть проект настолько, что теперь он может стать самоокупаемым, и Рид может порвать с бизнесменами, которые смотрят на чудо века, а видят только знаки доллара. Еще немного, и он будет свободен. Рид крепко держится за эту мысль, продолжая свою речь:

– Центральное место в наших изысканиях занимает сила, выведенная древними греками: Доктрина Этоса. Согласно Доктрине, музыка может влиять на личность на эмоциональном, ментальном и даже физическом уровне. Сейчас мы уже понимаем, что каждая личность – микрокосм творения, поэтому кажется очевидным, что то, что может сработать на одном человеке, должно сработать и на всем мире. Поэтому алхимики с давних пор стремятся воплотить Доктрину.

Рид останавливается, давая им возможность переварить сказанное. И, к своему удивлению, слышит:

– Я был здесь девять лет назад, и тогда вы сказали, что вам удалось воплотить Доктрину. Почему мы топчемся на том же месте?

– Потому что, если вы были здесь девять лет назад, вы понимаете, что наш первоначальный успех во многом оказался неудачей.

Рид с трудом сдерживается. Как смеет этот человек говорить с ним так, будто имеет хоть какое-то представление о пробах и ошибках, сопутствующих предприятию такого масштаба? Они здесь меняют мир, а этого человека и ему подобных заботит только цвет чернил в бухгалтерских книгах. Инвесторы тихо переговариваются. Он теряет их внимание.

– Наша первая попытка воплощения Доктрины была успешной, – говорит он, пока бормотание не успело перерасти в открытый бунт. – Мы заключили руководящий принцип Вселенной в человеческую плоть. Возникли… осложнения, да, но теория остается верной.

Осложнения – это мальчик, у которого реальность резонирует в голове так сильно, что ему нет дела ни до чего, кроме того, что он видит за закрытыми веками. Он так и не заговорил. Три года назад он перестал есть, и, хотя его жизнь еще поддерживается искусными аппаратами и его кормят через специальные трубки, он не открывал глаза вот уже восемнадцать месяцев. Внутри этой дрожащей оболочки заключена Доктрина. Ее никак не извлечь, не заставить мир плясать под их дудку – остается только дать ей новый дом, а старый похоронить.

– Основная трудность – в размере Доктрины. Если поместить Доктрину в разум, в нем не остается места человечности. Мы полагаем, что, разделив Доктрину на две компоненты, математику и язык, мы сможем создать своего рода метасистему. Мы попытаемся подчинить Доктрину, используя для воплощения этих компонент двух человек, и, когда они будут разделены, возможности носителей будут достаточно ограничены, так что они будут послушны и легко управляемы.

– Насколько послушны? – спрашивает инвестор.

– Достаточно послушны. Мы будем воспитывать их так, что одновременно разовьем в них человечность и научим тому, что мы и служение нам – превыше всего остального. Когда они воссоединятся, они сделают все, что мы попросим, лишь бы остаться вместе – а они захотят остаться вместе. Собственная природа не оставит им выбора, и они будут у нас в руках. Мы будем контролировать все, к чему у них будет доступ, включая доступ друг к другу.

Какая сладкая мука ждет этих кукушат, птенцов Доктрины, – быть лишенными своей половинки, пока он не сочтет их достойными воссоединения.

– Они будут необычными детьми – такова их доля, и это славная доля, – и они изменят все сущее.

– Как долго нам придется ждать, прежде чем станет ясно, постигла ли нас очередная неудача? – спрашивает мистер Смит.

Рид скрипит зубами.

– Поэтому я и привел вас сюда, – говорит он и щелкает пальцами.

Стена раздвигается, открывая три небольшие комнаты с белыми стенами. В первых двух есть жильцы: в одной – пара двухлетних малышей, во второй – пара спящих младенцев, не больше года. В третьей только две пустые детские кроватки.

Инвесторы жадно рассматривают детей, будто животных в зоопарке. Рид позволяет себе усмехнуться.

– Мы уже преуспели, – объявляет он.

Дверь в глубине третьей комнаты открывается, заходят две нянечки, у каждой на руках младенец. Новорожденных благоговейно кладут в кроватки. Нянечки тихо уходят.

Три пары детей, рожденных с разницей в год. Все появились на свет с помощью кесарева сечения ровно в полночь, извлечены из своих матерей в правильное время – между соседними парами ровно один оборот Земли вокруг солнца. Первое воплощение Доктрины уже покинуло этот мир, оно было освобождено от земной формы, как только третья пара тщательно спроектированных детей сделала свой первый несчастный вдох. Все шестеро – достойные носители, и кто теперь владеет Доктриной – поди догадайся.

Впрочем, гадать не надо. Какая из этих пар станет вместилищем, не имеет значения – все они принадлежат ему.

– Господа, представляю вам Доктрину Этоса, – говорит он. – Одна из этих пар воплотит все, над чем мы работали, и тогда у нас в руках будет вся вселенная.

«У нас, а не у вас, вы, напыщенные дураки, не видящие ничего дальше своего носа», – думает он.

Инвесторы толпятся у стекла, сражаясь за лучший вид на свое будущее.

Младенцы спят.

Позже, выпроводив раскрасневшихся