Пекло. Дороги - Сергей Анатольевич Панченко

— Ты чего? — Удивился Петр.

— Да я все больше задумываюсь над твоими словами, ту ли жизнь мы живем. Город только выглядит надежным, а на самом деле, под ним сплошные ямы. — Она сделала фотографию провала с выглядывающими из него автомобилями. — Езжай отсюда скорее.

У офисного здания, где располагалась контора архитектурной фирмы, стоянка заполнилась только наполовину. Сказывался сезон летних отпусков. Ручьи людского потока направлялись от ближайшей станции метро к широким стеклянным дверям, за которыми их ждал еще один день расплаты за выбранный образ жизни.

Глава 2

Матвей, Александр и Геннадий, без Макарки на этот раз, стояли у края разлома. Вернее, на перешейке между окончанием одного разлома и обрывистым краем другого. Точно такой же перешеек имелся по диагонали на противоположной стороне в пятнадцати километрах на юго-восток. Таким образом, Екатеринославка и Можайкино не оказались внутри затерянного мира, очерченного разломами земной поверхности, но вход и выход отсюда надо было еще поискать. Жители сел посчитали это хорошим знаком. Они боялись банд, которые непременно появятся и станут обирать беззащитных крестьян.

Но разломы таили и неприятные моменты. В пяти километрах от Екатеринославки, строго на север со дна бездонной расщелины доносились пугающие звуки вулканической активности, и временами поднимался едкий черный дым. В некоторые моменты активность становилась такой сильной, что начинала дрожать земля. Скотина в штольне поднимала панику, рвалась с привязи, пытаясь выбежать на улицу. Этого допускать никак не следовало. Одна из женщин не справилась с обезумившей коровой. Напуганное животное выскочило наружу и с ходу влетело в грязевой вулкан. Ее смогли вытащить, но спасти уже не получилось. В тот день было много вареной говядины.

— Трещина растет. — Заметил Матвей. — Я в прошлый раз ставил заметку на краю, ее уже нет. Метров пятьдесят прироста за неделю. Такими темпами через год разлом соединится и у нас останется только один проход во внешний мир.

— Так ты же все равно собрался уходить. — Напомнил Геннадий.

— Я думаю пока, но точно еще не решил. Если Тимоха перестанет скучать по родителям, то можно и остаться. Шансов выжить здесь в тысячу раз больше, чем по дороге. — Матвей бросил в бездну камень.

— Конечно, разделенная семья, где родные не знают о судьбе друг друга, трагедия. Я бы с ума сошел, если бы не знал, что с моей женой и детьми. Думал бы всякую хрень и распалял себя. По совести, надо бы вернуть внука родителям, но по логике, это может не получиться. Как ты и сказал, пришло время принимать тяжелые решения, а мы отвыкли от этого. — Геннадий вздохнул. — Спасибо тебе, Господи, что у меня нет таких проблем.

— Наверное, ты хороший человек, раз тебя не заставляют принимать сложные решения. — Предположил Матвей Леонидович.

— А может, слабый. — Хмыкнул Геннадий. — Ладно, не будем гадать, надо возвращаться. Игнат сказал, что сегодня будем сеять озимую пшеницу. Поздновато, конечно, но я уверен, что зима в этом году задержится.

— Если зима выдастся снежной и теплой, посевы могут выпреть. — Предположил Матвей. — Хотя, если плесени на зерне не будет, то и не выпреет. В общем, делать надо, а как получится, увидим.

— Вот именно, прогнозировать бесполезно, всё впервые происходит. Будем учиться на своих ошибках. — Задумчиво произнес Александр.

За неполный месяц, что прошел со дня того самого землетрясения, многое перевернулось в сознании жителей деревни. Никто уже и не вспоминал про интернет, электричество, автомобили. Сходить пешком в Можайкино и обратно уже не казалось безумной затеей. Обмен шел регулярно, и приходилось не просто идти налегке, но и переть на себе груз. Очевидность преимущества обмена над сокрытием реальных сохранившихся активов стала понятна вскоре. Екатеринославцы сохранили крупный рогатый скот, овец, коз, и зерна годного для посева у них оказалось намного больше, чем у соседей. Рожь, озимая и яровая пшеница, кукуруза и подсолнечник дали неплохую всхожесть. Зерно с очевидными признаками термического воздействия пустили на фураж и сами употребляли в пищу. Не стопило списывать со счетов и припасы Матвея Леонидовича. Каждая семечка из его овощей и фруктов шла в семенной фонд.

Можайкинские, благодаря овощехранилищу, спасли картофель, морковь, лук, свеклу. Каким-то неведомым чутьем они успели вовремя спасти приличное поголовье кур и уток. Половина всех снесенных яиц шла на восстановление популяции. Жителям деревень привыкшим покупать готовых птенцов на птицефабриках пришлось заново вспоминать, как разводить домашнюю птицу. В трудах и заботах дни шли за днями, становясь обыденностью, похожей на жизнь предков тысячу и более лет назад.

Екатеринославка и Можайкино превратились в два центра мира, связанные между собой экономическими, хозяйственными и родственными отношениями. В первом главой с огромным нежеланием со стороны избираемого, был выбран Харинский Игнат. Он совершенно не желал брать на себя ответственность и пытался сбагрить её на Матвея Леонидовича, будто бы тот сторонний человек и будет беспристрастен по отношению к деревенским. Только все знали, что Матвей с внуком готовы в любой подходящий момент уйти. Такого временного руководителя не желал никто. Пытались избрать инженера Александра, но он категорически не согласился и сказал, что уйдет с Матвеем, если на него станут наседать. Пришлось стать главой Игнату без всякого желания, но смирившись, и приняв выбор односельчан, он начал проводить ту политику, которую от него ждали.

Игнат начал координировать людей, определять какие работы необходимо производить сейчас, какие отложить и чем заинтересовать соседнее село, чтобы выгодно обменяться. Он постоянно курсировал между своей деревней и Можайкино. Впрочем, Вера Петровна, глава соседнего села, появлялась в Екатеринославке не реже.

Матвей Леонидович добровольно попал в бригаду из трех человек, которая занималась сбором годного строительного материала, с помощью которого можно было перегородить в штольне жилые уголки. Тачка Марии Алексеевны пригодилась для этих работ как нельзя кстати, перевозя за один прием по полтора центнера груза. Матвей перестал различать один день от другого, помня только натоптанную дорогу между очередными развалинами и дорогой к штольне. Он с сожалением смотрел на собственную обувь, с каждым днем становящуюся все обветшалее.

Ему повезло, на разборе очередного дома Матвей наткнулся на подпол, в котором чудом сохранились кирзовые сапоги, обильно покрытые ваксой с белым налетом, следами перенесенного жара. На белой петельке, пришитой к голенищу с внутренней стороны, стояла печать с датой, указывающей, что они были произведены еще в стародавние советские времена. Наверное, хозяин дома забыл о них. Сапоги пришлись впору.

— Ну, жених на выданье. — Мария Алексеевна сразу заметила на Матвее обновку. — Была бы на тридцать лет моложе, непременно посваталась бы.

— Да уж, конечно,