Я пас в СССР! - Alchy

два, наш и центровский. Дядьке, по всей логике — с руки было бы центровский пасти, я ещё в том году недоумевал, зачем он с нашим связался, такой крюк делает. А сейчас понял, как только начали пасти и собирать деньги за выпас.

У дяди Паши общая тетрадь, гроссбух целый, где всё расписано — хозяева, принадлежащая им скотина и графы по месяцам с оплатой. Этакий эксель эпохи доинформационных технологий, главное — всё наглядно видно, кому, когда и сколько платить. А вот с оплатой, как выяснилось — время от времени возникают трудности.

— Сегодня, Михалыч, твою овцу волки задерут! — Дядька информирует злостного неплательщика, попыхивая дымком сигареты. — Я тоже, пожалуй, заднюю ляжку отчекрыжу, шурпу с Ванькой сварим, а остальное пусть доедают!

— Да заплачу я, Павел Александрович! — Страдальчески кривит лицо пресловутый прижимистый Михалыч, под смех соседей. — Вот зарплату получу и сразу тебе!

Дядя Паша в вопросе оплаты принципиален, даже родственникам никакой скощухи. Но есть и у него пунктики, так с нескольких пожилых стариков он не только денег не берет — их даже в гроссбухе нет. И несколько молодых мамаш-одиночек с детьми тоже проходят мимо официальной документации, но тут, как я подозреваю — он к ним по ночам похаживает. Не мне его судить, конечно, лишь бы по любви и к взаимному удовлетворению. Я и сам тут, обжился, освоился и как сняли с руки повязку — недвусмысленно заявил права на Елену мою Сергеевну, среди сельской молодежи. Два раза пришлось подраться, больше желающих не наблюдается. А та — охала, ахала, выговаривала мне, что это некультурно и недостойно советского школьника, а в глазах такая радость плескалась…

Собрав стадо и выгнав его за околицу — неспешно миновали овраг и кладбище сельское, остановились у кустов в поле на первый привал. Впереди долгий, около четырех километров, путь до реки. Тут у нас небольшой лагерь, неказистый шалаш, очаг из камней и запас дров — варим с дядькой кофе настоящий, перед дорогой. А стадо в это время на попечении Канта с Гегелем и их матери Найды, редкостной и отмороженной безжалостной суки, которая даже лосей не боится. Во время загонной охоты без всякого страха гонит лося, лая на него с пеной изо рта и нет-нет — вцепляясь сбоку зубами. Кличка Найда у неё — партийная, дядька её иной раз, забывшись — Надеждой Константиновной называет.

Дядя Паша священнодействует с кофе, на траве вокруг поблескивает утренняя роса, воздух свеж и зябок, ещё семи утра нет и на дворе конец мая. Это ближе к обеду пригреет, придется снять штормовку и скатав — засунуть её в рюкзак, а пока — сижу нахохлившись, грея ладони у небольшого костерка. Обдумываю, чего я успел добиться за время своего пребывания здесь. Главное, конечно — это Лена, наползает мечтательная улыбка сразу и мысленно я уже не здесь, а вечером в селе. Взялась она за меня таки плотно, ненавистная алгебра начала поддаваться под её чутким руководством. И даже, если честно, уже не стала такой ненавистной, ну и мотивация, в виде моей подруги, бьющей по рукам и строго говорящей: «Только после занятий!» — зашкаливает.

В город, до того как начал пасти — ездил как на работу. Коля привлек к созданию музыкального ансамбля несколько музыкантов, таких же как и он — повернутых на музыке, я в меру своих сил — накидал им текстов. Что не смог вспомнить — совместными усилиями привели в удобоваримый вид, так что не за горами запись первого магнитоальбома. Это тоже я постарался, капаю на мозги коллективу, что не стоит стремиться к официальному признанию и пробиваться на эстраду. Лучше пустить в народ записи и слава обязательно найдет героев. Парни со мной соглашаются — с некоторыми песнями и впрямь, не до покорения эстрады, лучше в тени пока держаться. Я ведь кое-что из репертуара «Сектора газа» вспомнил (не те хиты, с обилием мата, а «Демобилизацию», «Туман» и «Life», да простит меня Юра Клинских) и так, по мелочи.

На полноценный магнитоальбом, впрочем, потянет эта мелочь и не всё ещё влезет, парни с головой ушли в работу. Коля в восторге от своего «Поливокса», а я, услышав звучание этого агрегата — понял, на чем делали свои первые альбомы братья Самойловы из «Агаты Кристи». Он и свои внешним видом впечатление солидное производит, сразу видно — при его создании вдохновлялись милитари тематикой. На броне БТРа он бы смотрелся вполне органично, под аккомпанемент канонады и грохота разрывов. И вместо дымогенератора — огонь и дымы от попаданий осколочно-фугасных по местности…

И дядя Паша внес свою весомую лепту — щедро делится с парнями своими записями, те тоже в восторге от его коллекции, просвещаются и затем пытаются воплотить услышанное на репетициях. А незадолго до открытия сезона, перед тем, как выйти пасти — дядька ездил с парнями в Челябинск, на все выходные. Коля с музыкантами тоже прибарахлился, что-то из инструментов взял, а дядька привез очередное пополнение фонотеки. И среди новинок, обнаружив пластинку с надписью «Dire Straits», «Brothers in Arms» — я не смог сдержать ликующего возгласа:

— Йес!!!

Удостоившись от дядьки очередного подозрительного взгляда, ох, чую — рано или поздно придется объясняться. А пока постарался развеять его подозрения, сказал что первая пластинка у них очень понравилась и от этого ожидаю большего. Ещё бы не ожидать, там среди названий песен, помимо одноименной с альбомом: «Money for Nothing»,«Your Latest Trick», «So Far Away» и «Walk of Life».

Дядька со скепсисом и изрядной долей недоверчивости выслушал объяснение моего очередного прокола и поставил пластинку. А после первой стороны — подключил магнитофон:

— Чего зря слушать, надо нашим музыкантам записывать, прав ты Ванька, это что-то с чем-то! С неожиданной стороны открываешься, я то думал, что твой потолок, это «гоп-стоп, мы подошли из-за угла…»

К счастью — дальше тему развивать не стал, в тот вечер мы несколько раз прослушали этот винил от и до. И записали его, это правильно, пусть парни слушают, вникают и перенимают, они у меня на следующем альбоме «Лирику» Клинских запишут! Представил Коляна на сцене, за брутальным «Поливоксом», первые аккорды и голос, выводящий:

'Сигарета мелькает во тьме

Ветер пепел в лицо швырнул мне

И обугленный фильтр на пальцах мне оставил ожог

Скрипнув сталью, открылася дверь

Ты идёшь, ты моя теперь