По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

— Героически, — повторил Потапов. — А ты, комиссар, на него докладную писал. Ведь писал, а? Признайся.

— Это моя работа, — пожал плечами Михеев. — И вы, товарищ генерал, отлично об этом знаете. Товарищ Кирпонос погиб героем, и я, если останусь жив, доложу об этом, куда следует. Но то, что он общался с троцкистом Крапивянским [1], а его жена польская националистка — установленный факт.

— Ну да, ну да, — слабо усмехнулся Потапов. — Как там говаривал Феликс Эдмундович? То, что вы на свободе, не ваша заслуга, а наша недоработка?

— И он был прав, — сжал губы Михеев. — В определённой мере, конечно.

— Конечно, — сказал Потапов. — Ладно, ерунда это, извини, комиссар. Но встать мне всё равно надо. Пусть бойцы помогут. Кто там, позовите.

— Вам нельзя… — начал было Михеев.

— Ничего, — сказал Максим, догадавшись, что нужно генералу. — Я помогу дойти до кустиков.

— Очень меня обяжешь, лейтенант, — Потапов с благодарностью посмотрел на Максима.

Когда они вернулись, и Максим уложил генерала на носилки, первая порция шашлыка была готова.

Максим разломил оставшийся хлеб, и все поели. Жареной кабанятине, возможно, не хватало соли и специй, но пошла она «на ура» — аж за ушами у всех трещало.

— Ух, — сообщил Михеев, проглотив третий кусок. — Кажется, что ничего вкуснее в жизни не едал.

— Как бывший беспризорник, подтверждаю, — сказал Максим, уплетая очередной кусок кабанятины. — Поздравляю вас, товарищ Савченко, — обратился он к бойцу. — Вам удалось невероятное — приготовить отличный шашлык, не имея для этого практически ничего.

— Тут, главное, не пережарить, — улыбнулся в усы старый солдат, явно довольный похвалой.

— Ты бывший беспризорник? — спросил Михеев.

— Ну да. Позже воспитанник коммуны имени товарища Дзержинского. Слыхали о такой?

— А как же, — кивнул комиссар. Товарищ Макаренко?

— Он самый. Антон Семёнович. Потом Чугуевское военное авиационное училище лётчиков, выпуск, война, фронт. Сбили в Житомирской области, партизанил, попал в плен, угнал немецкий самолёт, снова летал, снова сбили. Попал в сорок вторую дивизию двадцать первой армии, с ними из окружения выходил. Был ранен, оставили меня у одной крестьянки в селе Петросёловка. Она меня на ноги поставила. Теперь, вот, вас встретил. Это если вкратце. На самом деле история гораздо длиннее.

— Расскажешь, — сказал Михеев.

— Обязательно, — ответил Максим.

Запили еду водой. Генерал Потапов уснул на своих носилках. Солдаты почистили штыки и занимались приготовлением остального мяса.

Михеев снова достал «Казбек». Закурили. Молчали.

Максим курил не в затяжку, просто набирал дым в рот и выпускал его. Но даже этого хватило, чтобы голова немного закружилась. Чёрт его знает, что люди находят в курении.

— КИР, — позвал он мысленно.

— Здесь.

— Как никотин влияет на мозг?

— Никотин — это наркотик, — ответил всезнающий КИР. — Как только он попадает в мозг, то подменяет собой ацетилхолин — естественный нейромедиатор, который отвечает за передачу нервных сигналов. Никотин похож на него, поэтому стимулирует принимающие рецепторы ацетилхолина. Как следствие — концентрация внимания и память после курения ненадолго улучшается. Кроме этого никотин стимулирует выработку дофамина и серотонина. Дофамин — нейромедиатор, который отвечает за чувство удовлетворения и удовольствия. А серотонин помогает снизить уровень стресса и тревоги, расслабляет.

— Понял, дальше можешь не рассказывать. Мозг начинает снижать естественную выработку всех этих нейромедиаторов, увеличивает количество принимающих рецепторов, и человек попадает в замкнутый круг наркозависимости.

— Именно так, — ответил КИР.

Максим загасил окурок о валёжину, бросил в костёр.

— Вот что мне интересно знать, Коля, — сказал Михеев, продолжавший внимательно наблюдать за Максимом. — Как ты услышал, что мы говорим, находясь на другом берегу реки? Метров сорок расстояние, шум воды, говорили мы шёпотом. А ты услышал, что Савченко обращается ко мне «товарищ комиссар». Как?

[1] Николай Григорьевич Крапивянский — советский военный и государственный деятель, офицер Русской императорской армии, участник Первой мировой и Гражданской войн. В 1937 году репрессирован как троцкист и активный участник контрреволюционной организации.

Глава двадцатая

Максим встретился глазами с Михеевым.

Тёмно-карие с голубыми.

Становилось понятно, как этот человек в тридцать лет дорос до таких карьерных высот. Во взгляде начальника Особого отдела Юго-Западного фронта товарища комиссара госбезопасности третьего ранга читалась железная воля и непреклонное стремление докопаться до самой сути человека, который был ему в данный момент почему-то интересен. Такой не отступит ни перед чем и выполнит любой приказ партии и правительства. При этом честен и одновременно достаточно гибок, чтобы умело лавировать в океане неизбежных интриг.

Крайне опасных в это труднейшее для страны время.

А ещё товарищ комиссар, несомненно, умён. Командовать Особым отделом целого фронта дураку не доверят.

Максим вспомнил как собирался выходить из окружения один.

Ну да, собирался.

Мало ли что он собирался.

Например, он собирался стать первым в мире нуль-звездолётчиком. А стал первым в мире путешественником во времени.

Хотя и нуль-звездолётчиком тоже, учитывая, что «Пионер Валя Котик» перенёсся не только во времени, но и в пространстве.

Обстоятельства. К слову, они уже изменились с его появлением и действиями в этом мире. Командарм Потапов не попал в плен, а комиссар Михеев остался жив. Пока жив. То есть, история слегка изменилась и, возможно, это приблизит Победу хотя бы на несколько часов. Что будет потом — не его дело. Он делает, что может и должен.

— У меня исключительно острый слух, — ответил Максим.

— Насколько исключительный?

— Острее, чем у кота.

— Не может этого быть, — не поверил Михеев.

— А вы проверьте, — рядом сидели красноармейцы, с интересом прислушивающиеся к разговору, поэтому Максим обращался к Михееву на «вы».

— Хм. Кто-нибудь, помогите подняться.

Один из красноармейцев встал, протянул руку. Михеев ухватился за неё, поднялся на ноги. Поморщился, опёршись на раненую ногу.

— Давайте ногу посмотрю, товарищ комиссар, — сказал Максим.

— Потом. Сначала слух.

Он прохромал за костёр метров на сорок. Остановился и прошептал: «Хромой волк».

— Что я сказал? — спросил в голос.

— Хромой волк, — ответил Максим. — Идите сюда, товарищ комиссар. Будем ногу лечить.

Рана оказалась не слишком опасной, но болезненной. Осколок глубоко вспорол мышцу бедра. Рану зашили, но она продолжала кровить. Максим перешёл в сверхрежим, снял боль