По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

ему вряд ли удалось бы сохранить отряд. Один — да, он прошёл бы незамеченным, где угодно. Но когда у тебя один тяжелораненый командарм, которого нужно нести четверым и один раненый в ногу комиссар госбезопасности третьего ранга, который, несмотря на всю свою волю и энергию не способен передвигаться с той же скоростью, что здоровый человек, приходится гораздо труднее. Мягко говоря. Очень мягко.

Хуже всего, что нельзя было идти по ночам. То есть, можно, но получалось слишком медленно. Как ни наставлял Максим бойцов (комиссар и сам знал все эти приёмы) видеть в темноте, у них не получалось. Сказывалась общая измотанность. Это ведь только кажется, что нести четверым мужикам одного раненого да ещё и на носилках не так уж трудно.

Не трудно, конечно.

Первые сто метров.

Желательно по ровной дороге.

А если не сто метров, а десять километров? Пятнадцать? И не по дороге, а по размокшему от дождя полю или лесу, обходя овраги и буреломы? Да ещё тащить на себе оружие, какой-никакой боезапас и прочее снаряжение? Винтовка Мосина, она же «трёхлинейка» весит четыре килограмма, между прочим. Это без патронов. Совсем не ерунда. Кто хоть раз таскал на себе оружие в марш-бросках, знает, насколько это тяжело.

Пять раз за три дня Максим спасал отряд, вовремя обнаруживая немцев (дважды это были танки и три раза пехота на бронетраспортёрах).

В этих случаях он быстро и бесшумно возвращался назад и предупреждал товарищей.

Они залегали в подвернувшихся оврагах или, ещё не потерявших все свои листья кустах.

Однажды под боком очень вовремя оказались несколько стогов неубранного сена, в которых отряд просидел три с половиной часа, пока впереди шёл бой (они потом прошли буквально по этому месту и видели убитых красноармейцев, которых немцы, в отличие от своих солдат, хоронить не стали).

Ещё выручала кабанятина. Боец Савченко удачно запёк в глине остатки мяса, и его хватило на всё время. Да, это было однообразно, довольно жёстко и практически без соли, но это было настоящее мясо. Еда. Белок, калории, жизнь.

Последние куски они съели вечером третьего дня, прячась в глубоком овраге неподалёку от Ворсклы.

— «Кусок мяса», — негромко произнёс Максим, доедая свой. — Есть такой рассказ у любимого нами Джека Лондона, товарищ комиссар.

— Помню, — откликнулся Михеев. — Про старого боксёра, которому не хватило куска мяса, чтобы победить.

— Да. Но в отличие от Тома Кинга, героя рассказа, большинство из нас молоды, и у нас есть этот кусок мяса.

— Умеешь приободрить, лейтенант, — усмехнулся Михеев. — Как через Ворсклу переправляться будем, думал? Впереди и вокруг немцы. Как бы не напороться. Снова плот?

— Не знаю пока, — сказал Максим. — Надо сначала разведать обстановку и действовать уже согласно ей. Как мы всегда и поступали в эти дни. Итог: все живы.

— Благодаря тебе, — сказал Михеев. — Поверь, я этого не забуду.

— На левом берегу Ворсклы должны быть уже наши, — сказал Максим.

— Откуда ты знаешь?

— Не знаю. Чувствую.

— Ну-ну, — сказал Михеев. — Хорошо бы, конечно.

Максим знал, что так и есть. Как рассказал ему КИР, мощный удар в стык тридцать восьмой и шестой наших армий немцы нанесут седьмого октября. То есть, фактически, послезавтра. Оборона будет прорвана, фронт посыпется, и мы снова покатимся назад. Но ту же Ахтырку, от которой они уже буквально в шести-семи километрах, сдадут только пятнадцатого октября. Десять дней, считай, в запасе. Море времени. Более того, по косвенным данным, в районе Ахтырки должна держать оборону «родная» двадцать первая армия, остатки которой к этому времени вышли из окружения и получили пополнение. Чем чёрт не шутит, может быть, прямо перед ними на левом берегу Ворсклы его сорок вторая дивизия стоит, которая тоже прорвалась к своим? Хотя это было бы совсем уж большой удачей.

— Предлагаю вам оставаться здесь, в овраге, — сказал Максим. — Место удобное. А я схожу на разведку и вернусь. Дайте мне три часа. Нет, три с половиной. Если за это время я не вернусь, прорывайтесь на тот берег Ворсклы сами. Но я вернусь.

— Возьми в помощь кого-нибудь из бойцов, — сказал Михеев. — Я бы сам пошёл, но…

— Не надо, товарищ комиссар, — покачал головой Максим. — На вас ответственность за жизнь командарма. Что до помощи, то в данном случае мне удобнее и быстрее самому. Хотя… — он задумался. — Есть бумага и карандаш?

— Найдутся.

— Напишите короткую записку. Что-то типа мандата.

— Хочешь наших привести? — догадался Михеев.

— Сделаю попытку. Или хотя бы обеспечу тишину с нашей стороны на этом участке реки. А то начнём переправляться и получим пулемётную очередь от своих же.

— Тишину на этом участке и огневую поддержку справа и слева, — сказал Михеев. — Если доберёшься до наших, пусть отвлекут немцев огнём. Мы как раз и переправимся. Как говорится, под шумок.

— Умно, — согласился Максим. — Попробую.

Михеев достал из планшета, блокнот и карандаш и при свете огня зажигалки быстро набросал: «Предъявитель сего является моим полномочным представителем. Просьба оказать всемерную помощь. Начальник Особого отдела Юго-Западного фронта, комиссар государственной безопасности 3-го ранга Михеев А. Н.»

И расписался.

— Держи, лейтенант. И удачи.

— Спасибо. Видит бог, она нам нужна. Ждите, постараюсь поскорее.

Максим спрятал записку в нагрудный карман гимнастёрки и скользнул из оврага наверх.

Если судить по имеющейся у него карте, они находились на окраине так называемого Букреевского леса. До Ворсклы меньше километра, и нужно проскользнуть это расстояние незамеченным. Впрочем, как всегда.

Ему продолжало везти. Начался дождь. И теперь различить быстро и бесшумно двигающуюся в темноте фигуру Максима стало практически невозможно. Разве что осветить её случайно мощным фонарём или прожектором. Но шансы на это были малы.

Он почти добрался до реки, оставляя справа и слева немецкие позиции, но у самого берега не повезло — наткнулся на немецкий дозор прямо на берегу.

Двое немецких солдат, укрывшись в кустах, наблюдали за противоположным берегом.

Максим обнаружил их за пятьдесят метров — солдаты тихо переговаривались, а один из них курил, пряча сигарету в кулаке.

Максим подобрался к ним метров на десять и залёг за деревом, вслушиваясь в разговор. Солдаты говорили шёпотом, но он всё слышал.

— Чёртова погода, — говорил один. — Чёртова погода и чёртова плащ-палатка. Она уже промокла насквозь, и вместе с ней