По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

и воспаление, нашёл всё те же, много раз выручавшие его листы подорожника, промыл их горячей кипячёной водой из солдатского котелка, наложил на рану, снова перебинтовал.

— Предлагаю переночевать здесь, — сказал. — Ноге нужно дать отдохнуть. Людям тоже. Завтра должно быть полегче.

— Да ты просто кудесник какой-то, лейтенант, — сказал Михеев, надев измазанные в крови и грязи галифе. — Ноге уже легче. Про слух твой я даже не говорю. Он феноменальный. Никогда в жизни не встречал людей с таким слухом. А я, уж поверь, встречал много удивительных людей.

— Чтобы исключить следующие вопросы, сразу могу сказать, что у меня хорошо развито ночное зрение и реакция выше, чем у обычного человека.

— А ещё ты, наверное, очень сильный, — сказал Михеев. — Хотя по виду не скажешь.

— Верно, — подтвердил Максим. — При случае могу побороть даже того, кто гораздо больше и тяжелее меня. Как вы догадались?

— Читал роман Джека Лондона «День пламенеет», — сказал комиссар, испытывающе глядя на Максима.

Он всё время меня проверяет, подумал тот. «День пламенеет»? Не помню такого романа у Джека Лондона. КИР?

— Название второго издания романа Джека Лондона «Burning Daylight» на русском языке, вышедшего в тясяча девятьсот двадцать девятом году, — подсказал КИР. — В первом переводе он и вовсе назывался «Красное солнышко», а нам известен под классическим названием «Время-не-ждёт».

— Неправильный перевод выражения «Burning Daylight»? — догадался Максим.

— Именно так. «Сжигать свет дня» в прямом переводе. Или тратить время попусту. Если ты помнишь, главный герой терпеть этого не мог.

— Хотите сказать, что я напомнил вам Элама Харниша? — весело осведомился Максим. — Если так, то не вы первый. Мне уже говорили, что я на него похож. В том смысле, что у меня, как и у него, сигналы по нервам бегут быстрее, и я могу за короткое время развить больше усилие. Кажется, примерно так это описывал Джек Лондон.

— Слух, зрение, реакция, сила, загадочное умение лечить руками…

— Оно не загадочное, — перебил Максим. — Ещё не хватало, чтобы меня обвинили в каком-нибудь шаманстве. Всё по нашей марксистской науке.

— Ну-ну, — сказал Михеев. — По науке, так по науке. Продолжим. Начитанный. С памятью и вниманием у тебя как?

— Не жалуюсь, — ответил Максим.

— Не устал?

— Нормально. Почему вы спрашиваете?

— Хочу провести небольшую проверку. Готов?

— Давайте, — пожал плечами Максим.

— Значит, задание будет такое. Ты отвернёшься, а я разложу на плащ-палатке десять или больше разных предметов и накрою их полой. Потом ты повернёшся, я откину полу и дам тебе три секунды на эти предметы посмотреть. Закрою снова. Ты должен запомнить и перечислить как можно больше предметов. Всё ясно? Заодно и зрение твоё ночное проверим.

— Яснее некуда.

— А нам можно посмотреть, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга? — спросил один из красноармейцев.

— Смотрите, конечно, — разрешил Михеев. — Потом, если захотите, сами так сможете упражняться. Развивать внимание и память солдату полезно. Да и любому человеку. Советскому — в особенности.

Максим отвернулся. Несколько минут сидел, прислушиваясь к ночным звукам. Шуршит плащ-палаткой Михеев. Потрескивает костёр. Тихо дышит во сне раненый командарм Потапов, и это хороший признак. Откуда-то с востока доносится отдалённый гул орудий, — там, на линии фронта, не утихает бой.

— Можно, — сказал Михеев.

Максим повернулся.

Комиссар откинул полу плащ-палатки.

Максиму хватило меньше секунды, чтобы одним взглядом охватить разложенные предметы и запомнить их.

А ему дали целых три!

— Двадцать один, двадцать один, двадцать один, — проговорил Михеев и накрыл полой плащ-палатки предметы.

— Обойма от винтовки с четырьмя патронами, — принялся перечислять Максим, — отдельно от неё один винтовочный патрон калибром семь целых шестьдесят две сотых миллиметра. Один пистолетный патрон того же калибра. Коробка папирос «Казбек», отдельно две папиросы той же марки. Одна зажигалка. Коробка спичек. Грязный носовой платок. Котелок. Ложка. Фляга. Штык-нож «трёхлинейки». Ремень солдатский кожаный поясной. Иголка с намотанной на неё чёрной ниткой. Опавший кленовый лист, жёлтый. Камень. Всего семнадцать предметов.

— Ну-ка, — Михеев снова откинул полу плащ-палатки.

— Всё точно, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, — радостно сообщил один из красноармейцев, быстро пересчитав предметы. — Как в аптеке! Здорово, товарищ лейтенант, — он с уважением посмотрел на Максима. — Тоже хочу так научиться.

— Товарищ комиссар правильно сказал, — улыбнулся тот. — Результат достигается упражнениями. Тренируйся, и всё получится. Но, если честно, это было не слишком трудно.

— Почему? -спросил Михеев. — А, подожди, сам догадаюсь. У нас ограниченный набор предметов, поэтому ты примерно знал, какие из них я могу использовать. Осталось даже не запомнить, а просто убедиться, что они присутствуют. Так?

— Иголка с ниткой были для меня неожиданностью, — ответил Максим. — А в остальном так.

— Всё равно впечатляет, — сказал Михеев. — За те несколько минут, что я раскладывал предметы, ты должен был проанализировать их наличие и сделать определённые выводы. Больше того, эти выводы оказались верными, что дорогого стоит. Ну и разглядеть в слабых отблесках костра иголку и цвет ниток, намотанных на неё, тоже нужно уметь. Так что моя оценка «отлично».

— Спасибо, товарищ комиссар.

— Да нет, это тебе спасибо, Коля. Ладно, если выберемся к нашим, будет у меня к тебе серьёзный разговор.

— Договорились, — сказал Максим.

Утро второго октября выдалось хмурым и холодным. Опять начал накрапывать дождик. Однако настроение бойцов и Михеева заметно улучшилось — ночной отдых и кабанье мясо явно придали им сил и оптимизма. Даже командарм Потапов уже не пришёл в себя, а проснулся и, как и остальные, съел на завтрак кусок жареного мяса, запив его кипятком.

— Предлагаю следующий порядок движения, — сказал Максим. — Я иду первым, разведываю обстановку. Следом за мной бойцы несут товарища командарма. Замыкает движение товарищ комиссар. Как ваша нога, товарищ комиссар?

— Гораздо лучше, спасибо, — ответил Михеев. — Нормальный порядок, принимается.

Они шли три дня и поздним вечером четвёртого октября подошли почти вплотную к Ворскле. Всё это время их маленький отряд двигался фактически в полосе линии фронта, преодолев чуть больше пятидесяти километров.

То, что их не обнаружили, не уничтожили и не взяли в плен, Максим относил на счёт удачи и, конечно, своих способностей. Потому что без сверхрежима и предельного напряжения сил,