Варлорд. Политика войны - Николай Соболев

Блин, есть же внутренняя связь! Я зажал тангенту:

— Командир, не ори, и без тебя страшно!

Сверху заржал Ларри — за столько лет рядом со мной он вполне понимал русский.

— Впереди Эскивиас! — повторил по внутренней Симон.

— Кто в городе?

— Наши, комроты сигналит «Вперед!»

Мы двигались по дороге и въехали в городок, в люк я видел круглую площадь с церковью, смуглые всадники в фесках и тюрбанах привязывали лошадей к ограде…

— Марокканцы! — я с грохотом захлопнул люк, ограничив обзор щелью.

— Дави! — пнул меня сапогом в спину Симон.

Хорошо, что у меня руки работают одинаково — я потянул рычаги, и машина стрелой понеслась вперед, сбивая не успевших увернуться. Из башни и справа, с места радиста, загрохотали пулеметы.

По броне зацокали пули, впереди от артиллерийского передка с пушкой разбегались люди, бросив упряжку. Танк смял орудие и выскочил в следующую улицу, где нам навстречу двигался конный эскадрон.

«Эрликон» дал очередь на три снаряда, лошади взвились на дыбы, а мы все так же рвались вперед.

— Вперед! — командовал Симон. — Из города! Остальные за нами!

Нас мотало по улочкам и перекресткам, а я все молился, чтобы марокканцы не сообразили поджечь машины — пули и гранаты нас не брали.

Наконец, мы выскочили на дорогу, где нам навстречу разворачивались три танкетки «Ансальдо».

Ха, видали мы карликов и покрупнее!

Пушка опять ахнула очередью, мимо меня пролетела сверкающая гильза, весь танк заполнил желтый и вонючий дым.

— Заряжай!

Пока Ларри вставлял следующую обойму на пять снарядов, танк домчался до итальянских коробок. Что такое три с половиной тонны против двенадцати? Плюнуть и растереть!

Соседний танк снес «Ансальдо», даже не заметив — танкетка треснула, как деревянный ящик, и кувырнулась в кювет. А наш корпус вздрогнул так сильно, что я чуть не выпустил рычаги.

— Попали! — возбужденно сообщил Симон. — Крепкая броня, рикошет!

Мы давили удиравших марокканцев, брошенные грузовики, добивали танкетки, когда по танку вдарила болванка, и я со всей дури треснулся головой о броню.

Глава 15

Они не пройдут

От удара во всем теле сразу такая приятная гибкость образовалась, искорки из глаз посыпались, а голова, как уже несколько раз бывало, включила турборежим.

Не только зрением, слухом, обонянием, но и кожей, и шестым чувством я воспринимал все и сразу. Как матерился Симон, как Лари ему отвечал сплошными «факами» и «шитами», при этом оба друг друга вполне понимали. Как слева горел чужой грузовик, раскидывая хлопья резиновой сажи. Как под грядой невысоких холмиков спешно разворачивали упряжки и снимали с передков батарею, как соседний танк вырвался метров на тридцать вперед и снес расчет одной очередью. Как из-за нашей цепочки машин лупят крупнокалиберные «гочкисы» Махно. Как у Фимы орет радио «Дави пушки!», «Вперед!», «Быстрее!»

А я голосил «По полю танки грохотали», наблюдая, как плавно наводился на нас ствол орудия, как замедленно тащили к нему снаряд из укладки, как вяло поднялась над щитом рука офицера…

Не задумываясь ни секунды, я с воплем «Солдаты шли в последний бой!» дернул рычаг и увел танк влево, снаряд просвистел мимо, а мы так и неслись вперед.

— Короткая! — грянуло в наушниках. — Короткая, мать твою!

Сапог ткнул меня в шлемофон.

— Стоять!!!

— А молодого командира! — я выжал рычаги, танк качнулся и встал.

Прожжужал мотор башни, почти сразу пушка высадила всю обойму — впереди от зарядного ящика опрометью побежали фигурки.

— Несли с пробитой головой!

— Вперед! — два сапога пнули меня в спину.

— Мотор греется!

— Вперед, твою мать, пока не опомнились!

Я доорал песню до конца и начал заново, мы как раз проскочили гряду и увидели в километре впереди, на слабом уклоне, шоссе Толедо-Мадрид.

— Там колонна! — радостно завопил Симон и снова прилип к оптике: — Атакуем!

Грузовики мы разглядели почти сразу, а вот шесть или семь итальянских бронекоробок, стоявших в полусотне метров от дорожной насыпи, — только когда проделали две трети пути.

При виде нас экипажи замерли, а потом кенгуриным скоком запрыгнули внутрь танкеток. Машины чихнули густым дымом и… вместо того, чтобы атаковать нас, повернули к шоссе — все, кроме одной, застрявшей на месте.

— Прощай, родимый экипаж!

— Уходят! Наша вторая слева!

Танк прибавил ходу, я прилип к щели, высматривая цель.

— Четыре трупа возле танка!

Ба-бам! — хлопнула пушечка с ходу.

— А, черт, короткая!

— Дополнят утренний пейзаж!

Ба-бам! Ба-бам!

— Обойму, мать твою!

Сосед очередью подбил «ансальдо», остальные карабкались по откосу на шоссе.

— Не дать им забраться! Уйдут на скорости!

Сзади снова загрохотали «гочкиссы», отставшая танкетка запылала, а когда мы пересекали дорогу, проскочили мимо еще одной горящей. Крупняк вскрыл ее, как консервную банку, и огонь с дымом вырывалось через рваные края брони.

— Машина пламенем объята!

Полчаса мы крутились по улицам Ийескаса, давя и расстреливая противника, а я все пел. Кричали лошади, детонировали зарядные ящики, легионеры пытались забросать нас гранатами, но сзади цепко держалась мотопехота Махно, добивая ошеломленного врага пулеметным огнем.

— Стой! — скомандовал Симон уже за окраиной городка.

Лязгнул командирский люк, в провонявшее порохом, бензином и потом нутро ударила волна свежего воздуха. Люк механика сразу не открылся, пришлось выбивать ногой, но я так и остался сидеть внутри.

Танки батальона строились рядом, уже бежали посыльные, в Ийескасе продолжалась стрельба, затихая с каждой минутой.

— Jefe, — подал голос Ларри, — вылезайте, поедем в Мадрид.

Я истерически заржал — как, на чем? Мы в такой замес попали, что до Мадрида лучше бы ехать под броней — машину-то мы найдем, но кататься вдвоем по местности, которую толком не зачистили от мятежников, затея еще более дурацкая, чем самому ходить в танковые атаки. Да еще республиканцы на первом же блокпосту могут пристрелить с испугу.

— Нет уж, давай до конца, а там видно будет.

За тот час или полтора с момента, как прозвучало первое «Заводи!», экипаж разительно изменился: Симон ухитрился ободрать щеку до крови, Ларри почернел от дыма и копоти, Фима с глубоко запавшими глазами жадно ловил ртом воздух, а уж как выглядел я, даже представить страшно.

— Вы уж извините, товарищ Грандер, что я по матери да сапогом, — подошел Симон, вытирая платком щеку, — привычка такая, у нас