Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки - Дарья Мухина

— Стараетесь видно, — кивнула я. — И детям это идёт на пользу.

На мгновение мы замолчали. Потом она решилась:

— Я… ещё раз прошу прощения. За всё, что было. И благодарю за возможность. Я… я думала, что у меня ничего не осталось. А оказалось — можно начать сначала. Если работать.

— Можно, — сказала я. — Но работать придётся каждый день.

— Я знаю, — Оливия кивнула. — И… простите мою нескромность… Олексион… он вернулся в школу?

Вопрос прозвучал как-то робко, будто слова могли обжечь. Я уловила, как она выдала себя одной только интонацией. Сдержанное «Олексион» прозвучало как «мой Олексион», хотя ни одной лишней ноты она не позволила.

— Он весь в делах стражи, — ответила я ровно. — Но он знает, что вы здесь. И обрадуется узнав, что у вас получается.

Оливия улыбнулась так, как не улыбалась раньше: без расчёта.

— Спасибо.

— Ничего не обещаю и ничем не мешаю, — добавила я и вдруг сама поняла, что сказала. — Делайте своё дело. А остальное — как решите вы двое.

Она чуть заметно выдохнула.

— Я поняла.

— Хорошо, — я повернулась к беседке. — Доводите урок до конца, а потом — зайдите ко мне с Марией. Обсудим распорядок на неделю.

— Да, леди Катрин.

Мы с Марией сидели в кабинете. Она привычно проверила окно и только после этого повернулась ко мне.

— Давай по порядку, — сказала она. — Я — про школу, ты — про себя.

— Ты отлично справляешься. Я знала, что могу на тебя положиться, — ответила я. — Оливия удивила… Да и детям она нравится. Не вижу больших проблем

— Больших нет, — Мария усмехнулась. — Маленькие — вечны. Куски пирога у первоклассника в кармане, чернила на манжете, забор, на котором вчера «кто-то» тренировался прыгать с разбега. Я вижу эти глаза, Катрин, — она наклонилась, — но не сдаю на первом проступке. Это школа, а не казарма.

— И слава богу, — я села, наконец позволив себе расслабить плечи. — А теперь можем поговорить и обо мне.

Мария сразу стала серьёзнее:

— Как ты? И малыш?

— Тянет, — честно ответила я. — Но терпимо. Ребята утром помогли — вдвоём. Влили магию так аккуратно, что я не успела ни испугаться, ни прослезиться. Кайонел… — я улыбнулась, — он меня очень поддерживает. Я иногда забываю, сколько силы в его спокойствии.

Мария кивнула и опёрлась бедром о стол.

— Он всю жизнь такой, — сказала она мягко. — Сначала кажется — камень. А потом понимаешь, что опора.

Я посмотрела на неё внимательно.

— Ты любишь его, — сказала я утвердительно.

Мария смутилась — это с ней случалось редко.

— Люблю, — призналась она. — И он меня. Мы, знаешь ли, научились говорить об этом как взрослые. А не препираться каждые пару минут и вести непонятную войну между собой. Он мне носит чай, когда я злюсь. Я ему — тёплые носки, когда он делает вид, что ему не холодно. Не думала, что он окажется таким.

— Тёплые носки — это серьёзно, — я улыбнулась. — А что насчет школы?

— Он дал мне время подумать, — Мария пожала плечами. — Сказал, что если захочу — останемся. Если нет — будет так, как мне легче. А я хочу остаться. И… — она вдруг замолчала, пальцы её сами легли на живот — едва-едва.

— Мария? — я подняла брови.

Она глубоко вдохнула.

— Можно я тебе скажу первой? — тихо спросила она. — А ему позже. Когда всё это закончится, когда мы выдохнем.

— Скажи, — ответила я, уже зная ответ…

— Я беременна, — улыбнулась она — сначала глазами, потом губами. — Совсем чуть-чуть. Я узнала три дня назад.

Я встала и обняла её. Мы стояли так, как стоят две женщины, которые знают цену жизни в доме, где слишком много раз звучали слова «опасность» и «обязанность».

— Я очень рада за вас, — сказала я в её волосы. — Очень.

— Только… пока не говори Кайонелу, — попросила она. — Он начнёт меня закутывать, как редкий фарфор, и перестанет меня слушать. А мне надо — чтобы он слушал. Я скажу ему сама, чуть позже. Ладно?

— Я не согласна с твоей хитрой стратегией, — честно ответила я. — Но уважаю её. Ты — хозяйка своей жизни. Я рядом.

Мария кивнула, вытерла глаза ладонью и моментально вернулась в роль управляющей:

— Итак, по списку: завтра у нас выдача новой формы, послезавтра — встреча с мастером по столярке, дети просили улучшить скамейки в классе. А ещё… — она открыла шкатулку с ключами, — Оливии нужна связка от учительской. И один пустой класс — для «этикета». Она предложила отработку на столах — вилки-ложки-салфетки. Я сказала «да». Ты?

— Я согласна, — сказала я. — Положи ей в класс ещё набор простых чашек. И старые серебряные ножи, что нам подарил барон.

В дверь постучали. На пороге была Оливия. Скромная, собранная.

— Вы звали, леди Катрин?

— Да, проходите. Как дети?

— Нормально, — улыбнулась она устало. — Один порезал палец веточкой. Мы же «мечи» держали. Но Ребекка уже обработала. Я хотела попросить… — она взглянула на Марию и на меня, — если возможно, вечером дать мне полчаса в библиотеке. Я хочу поискать одну книгу — про формы обращения, там есть старые обороты, которые ещё встречаются в дворцовых письмах.

— Возьми ключ у Марии, — сказала я. — И бумагу для конспектов.

— Спасибо, — тихо ответила она. Помолчала и добавила: — Если от меня будет больше пользы где-то ещё — скажите.

— Здесь ты полезна, — сказала Мария безапелляционно. — Иди, пока не передумала. Библиотека по правой галерее.

Да… Мария теперь не та пугливая служанка. Она выросла.

Оливия кивнула и уже на пороге всё-таки спросила — неловко, но ясно:

— Олексион… он… всё в порядке?

— С ним все хорошо, — ответила я. — Он работает. И… — я на секунду позволила себе улыбнуться, — у него есть причина ускорить свою работу, когда он знает, что вечером его ждут.

Оливия густо покраснела.

— Простите.

— За что? — удивилась Мария. — Может наконец остепенится наш Лекс… Ладно, ступай. Библиотека закроется.

Оливия исчезла так быстро, как будто и правда боялась, что библиотека закрывается каждые пять минут.

Мы с Марией переглянулись.

— Она меняется, — сказала Мария.

— Да, — кивнула я. — Иногда людям просто дают возможность делать добро, и это перевешивает всё, что они делали раньше по глупости и страху.

Мария хотела что-то ответить, но мы обе одновременно подняли головы: во дворе ударили копыта.

Я поспешила на улицу. Ворота распахнулись, во двор влетел конный отряд — не весь, двое. Впереди был Олексион. Он спрыгнул на ходу, бросил повод мальчишке у ворот, и уже на бегу сорвал перчатки.

— Где Катрин? — его голос резанул воздух.

— Здесь, —