Эффект проникновения - Андрей Быстров

Мужчина за столом неожиданно улыбнулся.

– Давайте знакомиться, – сказал он. – Я старший следователь НКВД Зеленцов Борис Геннадьевич. Ваше имя?

– Андрей Иванович Сретенский.

– Когда и где родились?

– Четырнадцатого января тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, в Москве.

– Профессия, род занятий?

– Я биолог, доктор наук.

Ответы Сретенского никто не записывал, из чего тот заключил, что либо в кабинете установлен скрытый магнитофон, либо протоколы ведутся в соседнем помещении, где с помощью техники наблюдают за допросом. Андрей Иванович твердо решил до поры ничему вслух не удивляться и не расспрашивать ни о чем.

– Хорошо, – кивнул Зеленцов. – И как же вы, Андрей Иванович, оказались на станции Красный Путь?

Вопрос был совершенно естественным и ожидаемым, но так ли просто на него ответить?.. Попробуем пока ограничиться полуправдой, подумал Сретенский.

– Видите ли, Борис Геннадьевич, – начал он, – я не только биолог, но и председатель уфологического объединения…

У Зеленцова глаза на лоб полезли.

– Председатель ЧЕГО?!

– Уфологического объединения, – повторил Сретенский немного недоуменно, хотя, в общем-то, мог представить подобную реакцию. – Уфология. От английской аббревиатуры UFO – неопознанные летающие объекты. В широком смысле – изучение различных аномальных явлений.

– Ах, вот как. – Зеленцов зловеще усмехнулся. – Английской, значит. Хорошо… И какие же аномальные явления вам было угодно изучать близ станции Красный Путь?

– Там неподалеку заметили необычные световые эффекты, ночью… Мы с моей сотрудницей решили исследовать этот феномен… Заблудились…

– Вы бывали за границей? – внезапно спросил следователь.

– Бывал. – Андрей Иванович пожал плечами. – В Англии, Швеции, Бельгии, Египте…

– Когда?

– Припомнить точные даты?

– Скажем, в последний раз?

– Два года назад… В Лондоне, летом девяносто пятого.

– Два года назад, – задумчиво протянул Зеленцов. – Именно два, летом девяносто пятого… Интересно. И что же хорошего вы видели в Лондоне летом девяносто пятого?

Андрей Иванович растерялся:

– Простите, Борис Геннадьевич… Мне не совсем понятен смысл ваших вопросов.

Следователь грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнула пепельница и задребезжал абажур лампы.

– Зато мне прекрасно понятен смысл ваших ОТВЕТОВ! – заорал он, – Душевнобольным прикидываетесь, до трех не можете сосчитать?! Два года! Два года назад – а не три! – вы побывали в Лондоне… В городе, полностью разрушенном атомной бомбардировкой в шестьдесят втором году!

Вздрогнув, Сретенский уставился на Зеленцова, а тот продолжал:

– Отлично, симуляция психического расстройства – любимый прием шпионов… Но наши доктора вам помогут прийти в себя. Впрочем, вы можете избежать встречи с ними, если приготовите честные ответы. Вот факты. Вы появились невесть откуда, в этой странной одежде, без документов… И начинаете плести мне про летающие объекты?! Одно ясно – с такого объекта вас и сбросили. А вот откуда он прилетел и зачем – вам все же придется ответить…

После краткой передышки следователь обратился к парням в униформе:

– Отведите его в четыреста четырнадцатую, накормите. Пусть до завтра подумает. Не станет умнее, тогда…

Он сделал отсылающий жест.

Камера, в которой заперли Сретенского, в лучшую сторону отличалась от бокса, где он сидел раньше. Она была довольно просторной, имела окно (правда, своеобразной конструкции, позволяющей видеть только синий квадратик неба). Меблировку составляли топчан, деревянный стол и металлический стул, на который Андрей Иванович сразу упал.

Закрыв лицо руками, он со стоном помотал головой, точно пытаясь прогнать наваждение. Нет, все, что с ним происходит, действительно розыгрыш, спектакль, и ничем иным быть просто не может. Пусть пока нельзя определить, кто его устраивает и с какой целью, но это единственное объяснение. Что там намекал этот Зеленцов насчет трех лет? Хотел убедить Сретенского, что сейчас девяносто восьмой год? Чепуха. Даже если они с Кудрявцевой переместились не только в пространстве, но и во времени, при чем тут какая-то бомбардировка Лондона в шестьдесят втором?!

Андрей Иванович поймал себя на том, что вновь тщится обнаружить обрывки логики в окружающем абсурде. Так недолго и в самом деле свихнуться… И не такой ли была судьба того несчастного, что пел о припадках удушья за стеной карцера? Надо выбираться отсюда. Интересно, возможно ли это? Конечно, нет, если он в настоящей тюрьме. Ну а если все это некая декорация и режиссеры спектакля ждут, как поведет себя подопытный?

Поднявшись, Сретенский осмотрел стул. Он был грубовато свинчен из тяжелых стальных трубок. Там, где задняя ножка крепилась к сиденью, болты держались не слишком прочно. Сретенский без особых усилий отвинтил их и снял ножку. Теперь у него появилось оружие – обрезок металлической трубы весом, наверное, в добрых полкило. Он спрятал трубу под шершавое одеяло на топчане, а стул без ножки прислонил к стене у стола.

Дверь камеры отворилась, и вошел тюремшик (или как их там полагалось называть). Сретенский узнал парня – один из тех, со станции. В левой руке он держал нечто вроде котелка, из которого торчала ложка, в правой – связку ключей. Что ж, вздохнул Сретенский. Если начинать, то сейчас.

Вошедший молча повернулся к столу, поставил котелок. Сретенский мгновенно выхватил обрезок трубы и ударил парня по шее. Собственно, он метил в голову, но так как впервые в жизни прибегал к подобному способу обращения с людьми, в последний момент сработали какие-то подсознательные охранительные инстинкты и отклонили руку. Тем не менее удар получился сильным, и парень без звука повалился на стол, а потом сполз на пол. Андрей Иванович поздравил себя с первым успехом, с трудом подавив чувство стыда от совершенного поступка. Предаваться рефлексии было некогда, и он расстегнул кобуру на поясе парня, достал пистолет. Сретенский не разбирался в оружии и едва ли догадался бы переключить флажок предохранителя, но пистолет придал ему уверенности. Зато в медицине он разбирался. Перевернув упавшего, он быстро убедился, что ничего страшного с тем не случилось и он вот-вот очнется. Когда это произошло, Сретенский сунул в лицо парня ствол пистолета.

– Где девушка? – требовательно спросил он.

– Какая еще девушка? Убери пушку, болван…

– Мне терять нечего, – напомнил Сретенский, изо всех сил стараясь походить на плохого персонажа из криминального фильма. – Та девушка, с которой нас взяли на станции.

Подействовал ли довод о том, что Сретенскому (матерому шпиону?) нечего терять или была другая причина, но парень неожиданно стал сговорчивым.