Мертвая петля времени. Книга II. Марс популярный - Артем Лукьянов

улыбнулась собственной догадке. «Мерки, ты мой любимый! Такое придумать!». Она, уверенная в своей правоте, замерла в ожидании предложения руки и сердца от своего Мерки в прямом эфире шоу космо-гонок, хотя, наверное, все в Галактике и так давно знали об их предстоящей свадьбе. Однако Тома нашла это очень смелым, красивым и романтичным поступком. «Игра ж еще, вроде как, не окончена! Он рискует своими достижениями ради меня! Как это мило!». Тамара закатила глаза от предвкушения. То, что прозвучало в ответ было настолько из ряда вон, что она даже не смогла правильно услышать. Ее мозг просто проигнорировал то, что не могло быть, потому что просто не могло ни с какой вероятностью вообще. Она впала в ступор и молчала. Ей показалось, что собственная голова увеличилась минимум вдвое и слишком потяжелела, чтобы удерживаться на плечах. Все звуки внезапно стали как будто где-то далеко и доходили до нее лишь в виде отдаленного шума. Таким странным образом организм блокировал информацию, которая наносила серьезный вред ее психике. Однако голос хронографа прорвался к ней через эту естественную психо-защиту:

– Тамара, если вы мне не верите, то вот запись того, что озвучил Меркури би-Нова лично: «Тина Лост, согласна ли ты выйти за меня, Меркури би-Нову и разделить со мной жизнь в горе и радости правления планетой-колонией Марс». О вас тут ни слова, ни полслова!

Потом шли ответные фразы этой самой Тины. Тамара слишком резко присела на что-то жесткое, буквально рухнув, как камень. Ноги не держали. Колени дрожали. Во рту все пересохло. Тамара все еще не до конца понимала. Ее мозг старательно цеплялся за вещи совсем второстепенные. Айзек же на той стороне будто специально включил повтор произошедшего. «Тина!? Кто это, вообще, такая!? Почему упирается!?». Она вела себя дерзко и не хотела замуж за ее Меркури, прилюдно в эфире, называя его бесстыдником и подонком. «Какая наглость и бестактность!». От Тамары совершенно ускользал смысл происходящего. Некий внутренний блокиратор не давал ей понять главное, потому она искренне возмутилась в ответ Айзеку:

– Как вы смеете унижать Меркури прямо во время трансляции!? Это же планетатор Марса!

– Тома, послушайте внимательно. Ваш любимый Меркури отказался от вас в пользу этой самой Тины, которая назвала его уродом и подонком! Скажите, после того, что вы узнали, не считаете ли его и вы так же подлецом и подонком!? – спросил Айзек в приватном нейро-эфире как бы лично.

– Я!? … Да! … Нет! … Как!? … Почему он так поступил!?

Тамара не договорила и отключила саму себя прямо во время разговора, хотя проектор с машины все еще транслировал это лайф-шоу перед ее лицом. Ей внезапно захотелось стать максимально незаметной или, еще лучше, исчезнуть насовсем, будто ее никогда и не было тут. Осознание всего ужаса произошедшего приходило к ней не сразу, а порциями. Она сидела и тряслась, как во время лихорадки. Чтобы скрыть это Тамара опустила голову на колени и закрылась руками, отгородившись, как бы, от всего мира. Ее любимый ненаглядный Меркури только что прямо в эфире предпочел какую-то замарашку вместо нее, умницы и красавицы Тамары Дивич. Самый популярный и красивый планетатор на просторах Галактики прилюдно на многомилионную аудиторию вытер о нее ноги. Большего унижения ей сложно было вообразить. Это был конец, эпический и феерический провал всей ее так красочно спланированной жизни, провал прямо на популярном шоу ненавидимой ей всеми фибрами души игры Стар-Дартс. Она заплакала, хотя плачь больше походил на стенание человека, одномоментно лишившегося сразу всего, что было дорого. Шоу продолжалось, и внезапно в эфире послышалась ее речь в записи о том, чтобы прекратили унижать Меркури. Это звучало теперь так глупо и по-идиотски, будто Тома в полном неадеквате к сложившейся ситуации. В эфире ее слова раскладывали и склоняли, создавая новые домыслы, версии значений и смыслов. Но все это делалось, чтобы посмеяться над ней на многомиллионную аудиторию, над ее глупостью. Тамару обуяла лютая злоба. Она резко вырубила трансляцию и громко крикнула:

– Ненавижу! Всех ненавижу!

(продолжение следует)

*Бонус*

Пещера встретила Гельмута слишком низкими потолками, сухим спертым воздухом и чьими-то стенаниями. Охрана из человекоподобных дронов в раскраске службы охраны Марса его пропустила вглубь. Впереди открылось достаточно широкое и, что главное, высокое пространство, освещаемое под потолком темно-красным светом, исходящим от левитирующего «светлячка». У дальней стены внезапно вспыхнул огонь, который выхватил из полумрака несколько человеческих фигур. Все они были в красных комбинезонах с черными вставками на подобии тех, что носила служба охраны Сидауена.

– Опаздываешь – знакомый голос обратился к нему в уме. – Месса уже началась.

– Прости меня, «Жрец». У нас там ЧП… Ситуация обязывала быть на месте.

– Надеюсь, все утряслось?

– Да… Нет… Мне надо бежать – вздохнул Гельмут. – Иначе конец.

Тот самый вспыхнувший огонь внезапно распрямился, как человек, и повернулся ему на встречу. Пламя постепенно затухло, сменившись редкими языками, облизывавшими его лицо, руки, грудь. Сам идущий в сторону Гельмута, казалось, совсем не страдал от этого пламени. Его лицо выглядело строго невозмутимо и спокойно. Округлые блестящие в играющем пламени глаза, несмотря на живость, ничего не выражали.

– Иди сюда. Принеси эту жертву за нас и для нас… Принеси во имя нашего Культа! Во имя грядущих люменов!

– Я!? … Но я пока лишь адепт – искренне удивился Гельмут.

Огонь на встречной фигуре почти потух. На груди отчетливо переливами и красными всполохами отобразился крупный идеально ровный матовый с узорами медальон. «Жрец» снял его с себя и приготовился надеть на шею Гельмуту. Тот слегка растерялся и отшатнулся.

– Смелее. Сделай это и получи познание.

– Я… Я не знаю.

– Не бойся. Ощущения непередаваемые. Твой разум просияет, и ты все сделаешь правильно.

Гельмут, все еще сомневаясь, чуть наклонился вперед и вниз, так как был выше «Жреца» почти на голову. На грудь легла приятная тяжесть идеально ровного медальона. Гельмут ощутил тепло, проникающее внутрь сквозь комбинезон.

– Приложи правую руку и положись на него. Он сам подскажет путь.

Голос «Жреца» звучал теперь не в уме Гельмута, а будто где-то в сердце. Оно встрепенулось и заволновалось. Первый порыв был снять с себя украшение и отбросить в сторону. Однако он быстро прошел, сменившись любопытством и предвкушением. Гельмут прижал правую ладонь к медальону и, вздохнув, закрыл глаза.

– Гельмут… Гельмут… Дай мне жизни этих двух, и