Потешный полк - Денис Старый

Гильермо из Рима ещё до стрелецкого бунта понял, на какую золотую жилу он наткнулся. На глупую, чванливую, но при этом обладающую огромным материальным достатком публику. Желающего всеми силами показать свое богатство.

Так что буквально недавно усадьба Афанасия Кирилловича украсилась, как он считал, поистине шедеврами. Якобы древнеримские и не менее «якобы» древнегреческие скульптуры доставлялись богатейшему человеку России из богатейшего клана Нарышкиных, как будто бы из самого Рима и Греции.

На самом деле Гильермо оказался очень предприимчивым малым. Он здесь, из России, сумел заказать скульптуры в Голландии. Причём, абсолютно было неважно качество и художественная ценность этих, с позволения сказать, «произведений искусства».

В Голландии было немалое количество художественных мастерских, целью которых было не создание шедевров. Они занимались подделками уже известных скульптур, в том числе и лепили кое-как скульптуры голых мужиков и баб на свои вольные темы, подражая античности.

Сто тысяч ефимок, не меньше, Афанасий Кириллович потратил на покупку всего этого убранства. И на что? Если бы его дом посетил хоть один, будь то голландец или итальянец, который хоть немного понимает в искусстве, то мог разразиться смехом. Некоторые скульптуры выглядели так, будто бы их лепил даже не подмастерье, а ученик мастера, причём тот, который появился в мастерской не раньше, чем пару недель назад.

Однако все Нарышкины ходили по двору и восхищались. Для них усадьба Афанасия Кирилловича уже сейчас становилась своего рода островком вольности. Главное, чтобы патриарх или его приближённые никогда не появились здесь. И тогда даже сразу после воскресной службы в церкви можно приходить и любоваться бабьими цыцками, отчего-то такими маленькими — сразу видно, что бабы не русские. А еще маленьким в скульптурах было и мужское естество. А вот этот факт не только забавлял Афанасия Кирилловича, как и его ещё более молодых братьев, но и заставлял гордиться собой.

Царица Наталья Кирилловна закрывала ладошкой глаза, когда проходила мимо мужских статуй, и с брезгливостью рассматривала женские. Ну право слово, что же это за баба, чем же ей дитё выкармливать, коли груди такие маленькие. То ли дело у Натальи Кирилловны.

Нарышкины всерьёз начинали считать себя главными знатоками искусства в России. Примеру брата уже собирались следовать и Лев Кириллович, и Мартемьян Кириллович. И деньги на это найдутся. После стрелецкого бунта каждый из них смог урвать себе немалые земельные угодья с крестьянскими душами на них. И пусть братья ещё не скоро, а, может быть, и никогда не смогут сравниться своими богатствами с богатством Афанасия Кирилловича, но они всячески стремятся к этому.

Нарышкины не менее часа ходили по двору и рассматривали безвкусно, хаотично расставленные скульптуры.

— Вот, сие изваяние славные римляне нарекали Венерой. В самом Риме такой каменной бабы не сыщешь. Сказывали, что они там без рук. Порченные, стало быть. У меня все Венеры с руками, — деловито, со знанием дела, словно бы искусствовед со стажем, рассказывал Афанасий Кириллович.

— С чего только у бабы ентой лик корявый? — рассматривая скульптуру, выразил скепсис Лев Кириллович Нарышкин.

— Чтобы ты уразумел, неуч, — усмехнулся Афанасий Кириллович. — То искусство!

— Срам-то какой! — сказала царица, при этом украдкой посматривая на фигуру Геркулеса, стремясь рассмотреть мужское естество этого, на вид могучего, с гипертрофированными мышцами мифического персонажа.

Братья посмотрели на свою сестру с одобрением. Действительно, чтобы такое увидеть, необходимо было возмутиться. А то и неприлично сие. Жена Афанасия Кирилловича так и вовсе выходила во двор с завязанными глазами. Правда бывала тут редко.

Муж ревновал свою жену даже к тому, чтобы та посмотрела на мужскую скульптуру. Пусть естество и было у Геркулеса «ни о чем», но вот телеса могучие, коих добиться Афанасий Кириллович никак не смог бы. И уж тем более после того, как после бунта он стал сильно набирать в весе. Заедал свои страхи.

— Батюшка, поди, заждался нас, — сказала Наталья Кирилловна, направляясь в дом.

Кирилл Полиэктович, будучи уже человеком пусть и не сильно преклонного возраста, но болезненным, чуть преодолел расстояние от железных ворот, ведущих в усадьбу, до второго этажа дома. Он в негодовании качал головой, когда проходил мимо скульптур. Но ни слова не скажет сыну. Может позволить себе сын такое излишество — значит так тому и быть.

Даже этот человек, который всё ещё жил понятиями домостроя, посчитал уместным увлечение своего сына Афанасия. Если купцы и Нарышкины могут себе позволить такую вольность тратить большие средства на приобщение к мировой культуре, то пущай. Уж всяко это по-богатому, как ни у кого более в Москве.

Наталья Кирилловна, женщина ещё далеко не старая, то и дело засматривающаяся на иных бояр, как на мужей, бросила взгляд на могучего Геркулеса, томно вздохнула, и первая направилась в дом. Да, такого мужчину ей не увидеть. А муж, царь Алексей Михайлович был противоположностью Геркулесу, зело толстым.

Здесь, в доме, гостей встречали десять православных икон. О чём не хотел признаваться Афанасий Кириллович, половина из образов также были привезены Гильермо. Но итальянец убеждал своего мецената, что иконы эти византийские, были некогда привезены из самого Константинополя, ещё до того, как этот город был взят турками. И потому они и написаны и вкривь и вкось, что старинные.

Конечно же, опять работали мастерские в Голландии. Такие коммерческие заказы нельзя было упускать. Мазали, скорее, а не писали. Купцы торопили беспощадно.

Мало того, три иконы из тех были подарены самому патриарху. И тот осветил их, поставил на самое видное место в красном углу часовни в патриаршем подворье.

Вместе с тем, сам того не подозревая, Афанасий Кириллович обладал тремя картинами поистине великих представителей голландского возрождения, даже Рембрандта. И почему-то именно они боярину нравились меньше всего. Он даже упрекнул Гильермо, что тот подсовывает ему какие-то низкопробные подделки.

Ну право слово! Посмотришь на некоторые из картин, и уныние берёт. Сам же Афанасий Кириллович считал, что красота должна быть яркой, красочной, чтобы глазу сразу было за что зацепиться.

Собрание клана Нарышкиных становилось уже традиционным мероприятием. В прошлый раз они попытались собраться в Кремле, в гостином тереме, который не так давно освободили наиболее родовитые преступники — участники стрелецкого бунта.

Однако родственники царя резонно посчитали, что в Кремле могут быть люди Матвеева или других бояр. А вот Матвеева все присутствующие явно боялись. Так что и поговорить в волю не получилось. Но сам факт такого единения рода, все признали правильным.

— Доколе пужаться будем Матвеева? — открывал совет рода