Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

мерзопакостный гадик, и смотрит, где бы нашкодить! Причём трусовато, втихушку! Оскорбить советскую женщину — своего коллегу, товарища — что может быть хуже⁈ Я скажу вам, товарищи! Мы с вами, весь наш советский народ, мы победили в кровопролитной войне с фашистами! Мы разбили врага и показали ему его место! А при этом мы не заметили, что среди нас притаился такой вот враг. Даже не враг, это гораздо хуже фашиста! Потому что действует исподтишка, гаденько!

Он клеймил меня ещё добрых полчаса. Я почти восхитился его извращённой фантазией. Ему бы с таким бурным воображением романы фантастические писать, например, боярку или дораму. Точно был бы в топе.

Но то, что меня уже с фашистом сравнивать начали, мне сильно не понравилось.

— И я считаю, товарищи, что нужно выносить жёсткое решение по товарищу Бубнову. Хотя какой он нам теперь товарищ? Так, гражданин! Вошь на верёвочке!

В зале сдержанно засмеялись, кто-то зааплодировал.

— Давайте голосовать, товарищи! Кто за то, чтобы исключить…

Меня это выбесило и я резко встал и рявкнул на весь зал:

— А что, моё мнение не учитывается, товарищи? Послушали клевету этой сотрудницы и вынесли решение в одностороннем порядке? Даже в инквизиции и то, давали последнее слово приговорённым к сожжению на костре.

Седоусый запнулся и побагровел.

Я выжидательно смотрел на него. Мол, давай, дядя, принимай правильное решение.

Наконец, мужик отмер и, надо отдать ему должное, сказал:

— Ладно, послушаем вас, Бубнов. Только, по существу. Не мямлить!

В зале засмеялись.

Ага, я уже просто Бубнов. Уже даже и не товарищ. Ну ладно, как говорится, а теперь — получай фашист гранату.

Я обвёл взглядом зал, дождался, пока смешки стихнут и сказал:

— Товарищи! Я со всей ответственностью заявляю, что Уточкина врёт. Не знаю, с какой целью — хочет уволить меня таким вот позорным образом, потешить самолюбие или же на то есть другая причина. Но я ещё раз подчёркиваю, Уточкина — врёт!

Я сделал паузу и оглядел присутствующих жёстким взглядом. Я так умел, не знаю, как этот взгляд выглядел на Муле, но в той, моей жизни, я использовал его на ура.

Народ затих. Так, что слышно было, как за окном, на улице, проехал грузовик.

— Дело было так: я пришел на работу, а Уточкина шла мне навстречу. Мы разговорились, и в разговоре я процитировал ей стихи Владимира Маяковского. На этом всё. Откуда же я знал, что Уточкина не знакома с нашей, советской поэзией и воспримет известные строчки на свой счёт? И тем более я не знал, что за чтение стихов Маяковского у нас в Министерстве культуры, увольняют, да ещё клеймят фашистом! Вот так было дело, товарищи. Мне больше добавить нечего.

И скромно сел на своё место.

В зале было так тихо, как в склепе.

— Товарищ Уточкина, это правда? — нарушил молчание седоусый.

Та покраснела и наконец, медленно, кивнула:

— Ну, он читал какие-то стихи. Но там про корову было, и я…

— Уточкина! — кулак седоусого, чуть не разнёс стол, — да твою ж мать! Да ты совсем, я смотрю охренела! С каких это пор ты решаешь, кого оставлять на работе, кого выгонять за стихи Маяковского⁈

Теперь он понёс на Уточкину.

Я невольно восхитился: усатый чувак умело переобулся в прыжке и перевёл стрелки на неё, словно две минуты назад и не обзывал меня фашистом.

— … и больше так не делай! — гневно закончил свою речь мужик.

Затем он оглядел зал и сказал:

— На этом можно собрание закончить.

— Постойте! — я поднялся на ноги. — То есть мы теперь вот так? Как на меня возвели наветы, оклеветали, что я и фашист, и уволить меня с позором. А как дама нафантазировала, то никто ничего? Словно это в порядке вещей? Товарищи! Считаю, что нужно такого профкома переизбрать! Нельзя, чтобы такое место занимал человек, который злоупотребляет своим служебным положением! Я понимаю, что это не вопрос двух минут и так быстро он не решится. Так давайте перенесем собрание и в следующий раз предложим другие кандидатуры. Более компетентные…

Зал взорвался не просто криками. Ор стоял такой, что ну.

Я, очевидно, наступил на больную мозоль. Товарищ Уточкина, как профком, имела доступ к распределению материальных благ — путёвки в санатории и дома отдыха, очереди на квартиры и автомобили, ещё какие-то бонусы. И, конечно же, как и в любой организации, сразу же нашлись обиженные и недовольные. Вот они-то и подхватили мой посыл.

Зал шумел и бурлил добрых полчаса. Наконец, седоусый, с трудом, утихомирил разбушевавшихся людей и закрыл собрание, укоризненно при этом взглянув на меня. На следующей неделе было решено провести переизбрание профкома.

Народ расходился возбуждённый. Некоторые подходили и хлопали меня по плечу, жали руки. Но были и такие, что ругали меня.

Я относился к этому философски. Свою задачу я решил. Себя оправдал, свою репутацию, если не на сто процентов, то на восемьдесят, обелил. А то, что с Уточкиной так: ну так сама виновата. Зачем подняла вопрос аж на профсоюзное собрание? Могла же со мной тет-а-тет поговорить. Я бы даже извинился, если стишки эти её настолько задели.

Я не стал забивать себе голову ерундой — не мои проблемы, и со спокойной душой решил идти домой. По дороге хотел ещё зайти в столовую, поужинать и прикупить себе чего-нибудь на завтрак. А ещё хорошо бы будильник купить. Что-то среди Мулиных вещей я его не видел. Придётся на полчаса раньше вставать, а то опять всё утро в очередях проведу и без чая останусь. А вообще-то нужно купить себе кофе. Я кофеман и без кофе мне капец некомфортно. Ещё и примус надо, чтобы варить.

Я вышел из здания. У выхода меня поджидала та девушка из столовой.

— А я вас жду, Муля, — смущённо улыбнулась она.

Глава 7

— Так что же мне делать? — вопрос, однозначно, не давал девушке покоя, поэтому она сразу же «взяла быка за рога».

— Стенгазету, — усмехнулся я и, глядя, как вытянулось её лицо, спросил, — давайте познакомимся сначала, а то как обращаться к вам — даже и не знаю.

— Зина я, — смутилась девушка и быстро добавила, — Зина Синичкина. Работаю в Главреперткоме. Младшим консультантом.

— Очень приятно, Зина, — радушно кивнул я и тоже представился, — Иммануил Бубнов. Можно Муля. Работаю в отделе