Имперский повар 4 - Вадим Фарг

Она вставила стекло, покрутила ручки настройки, что-то бормоча себе под нос. В лаборатории повисла тишина, нарушаемая только тихим бульканьем в ретортах да моим дыханием.

Я стоял и ждал, зажимая палец ваткой. Чувствовал себя подопытным кроликом в клетке у вивисектора.

— Интересно… — наконец пробормотала она. — Очень интересно. Просто невероятно.

— Что там? — не выдержал я. — У меня волчанка? Или я превращаюсь в крысу? Скажи уже, не томи.

Вероника оторвалась от окуляра и посмотрела на меня.

— Всё гораздо сложнее, Игорь. Твоя кровь… она «фонит».

— Чего делает? — не понял я.

— Фонит. Вибрирует. Светится, если хочешь простого объяснения. — Она нетерпеливо махнула рукой в сторону микроскопа. — Обычная кровь под магоскопом выглядит как тёмные, скучные пятна. А твоя — как россыпь тлеющих углей в ночи. В тебе есть врождённая защита. Очень мощная, но совершенно дикая. Неструктурированная, как лесной пожар.

Она снова подошла ко мне, скрестив руки на груди.

— Яровой давил на тебя, это факт. Но медальон сгорел не потому, что граф такой сильный маг. А потому, что твоя собственная энергия взбунтовалась и вошла в конфликт с артефактом. Ты сам стал щитом. А деревяшка просто не выдержала напряжения между двумя молотами — тобой и Яровым. Её раздавило.

Я переваривал услышанное. Врождённая защита. Значит, мне досталось что-то по наследству? Не дар пулять фаерболами, как в дешёвых книжках, а просто… толстая шкура?

— Это плохо? — спросил я прямо.

— Это опасно, — отрезала Вероника, и голос её стал жёстким. — Для тебя опасно. Ты становишься слишком интересным объектом. Такие аномалии, как ты, привлекают внимание не только поваров и гурманов. Алхимики, маги, спецслужбы… Многие захотят разобрать тебя на части, чтобы понять, как это работает. Яровой, скорее всего, уже что-то почуял. Поэтому и не смог тебя сломать. Он наткнулся на стену там, где ожидал увидеть податливую глину. И это его напугает. А напуганный враг — это опасный враг.

Она вернулась к микроскопу и аккуратно извлекла стекло с моей кровью.

— Я оставлю образец. Нужно провести глубокий анализ. Посмотреть реакцию на разные реагенты. Может, поймём природу твоего… иммунитета.

— Оставляй, — кивнул я. — Только не клонируй меня. Мир не выдержит двух гениальных поваров.

Вероника слабо улыбнулась, оценив шутку, но глаза оставались серьёзными. Она убрала стекло в специальный контейнер-холодильник, который тихо гудел в углу.

Потом она снова повернулась ко мне. Медленно подошла. Близко, почти вплотную. Я почувствовал жар, исходящий от её тела сквозь тонкую ткань халата. Воздух между нами словно наэлектризовался.

Её рука легла мне на грудь, туда, где гулко билось сердце. Пальцы чуть сжали ткань рубашки, поглаживая. Она подняла лицо, и я утонул в её глазах.

— Ты устал, Игорь, — её голос снова стал мягким, тягучим, обещающим все наслаждения мира. — Ты загнал себя. Тебе нужно расслабиться. Сбросить напряжение, иначе ты сгоришь, как тот медальон. Мы могли бы… продолжить исследование. В более спокойной обстановке. У меня наверху есть комната. Чай, массаж…

Взгляд её потемнел, стал томным, влажным. Она слегка приоткрыла губы. Она явно предлагала не чай. И, честно говоря, часть меня — та самая, которая принадлежала молодому телу Игоря Белославова — была очень даже за. Гормоны ударили в голову хмельным туманом. Вероника была красивой, умной и чертовски опасной женщиной. Гремучая смесь, от которой сносило крышу.

Я почувствовал, как сердце заколотилось быстрее. Хотелось плюнуть на всё, прижать её к себе, забыть про интриги, про Ярового, про ресторан…

Но тут перед глазами, как назло, встало лицо Саши Доды, которая всего полчаса назад обещала мне настоящее свидание. А потом — лицо Насти, которая ждёт меня дома и волнуется.

Мой внутренний Арсений Вольский дал молодому телу мысленный подзатыльник.

Я накрыл её горячую руку своей ладонью и аккуратно, но твёрдо отстранил от своей груди. Это стоило мне немалых усилий.

— Заманчиво, — сказал я честно, и голос мой прозвучал чуть хрипло. — Правда, Вероника. Ты невероятная женщина. И в любой другой день я бы, наверное, забыл обо всём на свете. Но меня ждут.

— Сестра? — она чуть вскинула бровь, и в голосе проскользнула едкая ирония. Обида кольнула её самолюбие.

— Семья, — поправил я твёрдо. — И поезд. Мне нужно возвращаться в Стрежнев, на войну. А солдату на войне нельзя терять бдительность. Даже в объятиях самой красивой ведьмы города.

Вероника глубоко вздохнула. В этом вздохе было больше досады, чем разочарования. Она не привыкла, чтобы ей отказывали.

— Ты скучный, Белославов, — фыркнула она, резко отворачиваясь и отходя к своему столу с колбами. — Правильный до тошноты. Но… это в тебе и цепляет. Редко встретишь мужика, который умеет говорить «нет».

Она встала ко мне спиной, давая понять, что аудиенция окончена. Плечи её были напряжены.

— Иди уже. Пока я не передумала и не подлила тебе в карман чего-нибудь, от чего ты забудешь своё имя и останешься здесь навсегда.

— Спасибо за анализ, — сказал я её безупречной спине. — И за предупреждение. Я буду осторожен.

— Будь, — глухо отозвалась она, звякнув какой-то склянкой. — Ты мне живым нужен. Образцы крови имеют свойство портиться, а мне нужен свежий источник. Вали отсюда, Белославов.

Я вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладный воздух. Голова немного кружилась, но я знал, что поступил правильно. Хотя тело всё ещё требовало вернуться обратно.

* * *

Я замер перед дверью «Очага», втягивая носом воздух. Из приоткрытой форточки тянуло так, что желудок мгновенно скрутило в голодный узел. Пахло жареным луком, густым мясным наваром и свежим хлебом. Никакой магии, никаких порошков «Идентичный натуральному». Просто еда. Запах дома.

Я толкнул тяжёлую дверь и сразу окунулся в тепло, смех и звон посуды. Столы сдвинули в одну длинную линию, накрыли простыми клетчатыми скатертями. А за столами сидела моя банда. Моя «Зелёная Гильдия», как мы официально назвались.

Мужики, узнав, что я вернулся в город, побросали всё — огороды, скотину, жён — и примчались сюда.

— Явился! — рявкнул бас, от которого задребезжали стёкла.

Николай, которого звали Гром, поднялся мне навстречу. Этот человек-гора занимал сразу два стула, и я всё боялся, что они под ним разъедутся. Лицо у него было широкое, красное и счастливое. Он шагнул ко мне, заслоняя собой свет, и хлопнул лапищей по плечу. У меня аж колени подогнулись, а зубы клацнули.

— Живой! — констатировал он, оглядывая меня с ног до головы, будто коня на ярмарке. — А мы уж грешным делом думали, тебя там столичные фифы совсем заездили! Съели нашего