Последние первые планетяне - Павел Третьяков

Постройка эта, являющаяся одним на город образовательным центром, располагалась к западу от главной площади и, всего в три этажа высотой, не слишком-то выделялась в общем пейзаже приземистого поселения. Некоторыми чертами она походила на ратушу. Была точно так же геометрически правильна и угловата, и сверкала множеством окон. Николаю отчего-то пришло на ум, что в былые времена в этом здании, вероятно, располагалась вовсе не школа, а неизвестного назначения департамент. Во всяком случае, он невольно сравнивал эту скучную, будто назло врезанную в городские улочки постройку со школами, которые знал в Бинисе и других мегаполисах Большого Кольца. Он не мог поверить, что эта бетонная клетка точно так же предназначается для воспитания молодых поколений, как те, другие. У школы не имелось заднего дворика, – потому как почти сразу начиналась череда прочих угрюмых построек, – не было газона для игр, спортивной площадки, цифрового корта. Дети уныло стекались ко входу, как клерки поутру стекаются к офису ненавистной фирмы, и затем просто бесследно терялись в ее стенах до окончания занятий.

Дети вызывали у Давыдова странное сочувствие. Он невольно задумывался о том, что в этом состоит еще один проклятый замкнутый круг фронтира, которые он, говоря начистоту, устал считать со дня приезда. Ловушка, по его мнению, заключалась в том, что детей тут, на Западе, с юных лет готовят к самой суровой жизни, что может выпасть на долю человека. Это казалось вынужденной жертвой, чтобы затем, не исполненные больших надежд и ожиданий, подростки были готовы смириться с бременем жизни на фронтире. С другой стороны, люди, напичканные с детства только самыми пессимистичными взглядами на мир, обречены не быть способны изменить этот самый мир к лучшему. Просто потому что устоявшийся безнадежный порядок вещей всегда будет для них единственно возможным. Они точно так же будут учить своих детей не ждать от судьбы подачек и жалости, а те – своих, и так до бесконечности, пока однажды система не коллапсирует от безысходности.

У Николая практически защемило сердце, когда он взглянул на пробегающих детишек. Затем все-таки сумел собраться с духом и решил, что просто характер дня повлиял на него, и в действительности все не так скверно.

В этой позитивной задумчивости пролетело еще несколько минут, а затем произошло то, что вовсе сбило Давыдова с прежнего хода мыслей, ибо было странно и неожиданно. Дело в том, что, прислушавшись, говорят ли еще Минин с невестой, начальник повернулся на месте и, уставившись вдаль, не поверил своим глазам.

Он увидел идущую навстречу Бобби. Ту самую, о которой вспоминал в вечер в гостях у Леоновых, что они давненько не пересекались. Которая как будто снилась ему несколько раз на протяжении этой невыносимой недели; которая чудилась ему буквально прошлой ночью, в чем, впрочем, он не был убежден. Более же всего удивляло, что Бобби шла не одна. Деловито направляясь в сторону школы, она вела за руку маленькую девочку – и Давыдов сразу понял, каким бы поразительным ни казалось открытие, что она идет с дочерью. Не то чтобы девочка была совершенно копией матери, ее миниатюрным двойником, но у нее были точно такие же огненно-рыжие волосы, бросающаяся в глаза правильная осанка и редкий осознанный взгляд. Один из таких навязчивых женских взглядов, которые точно говорят, что даме не до чего нет дела, кроме себя, но при этом не являющийся надменным и оскорбительным. Кроме того, это был взрослый взгляд, и казалось странным видеть его у ребенка лет восьми-девяти, а девочка, несомненно, была не старше.

Когда они подошли, Бобби увидела прячущегося за прохожими старшину и как будто перепугалась. Она наклонилась спросить что-то у дочки и, делая вид, что озабочена ответом, собиралась пройти мимо. Впрочем, Диана не дала тем прошмыгнуть незамеченными.

– Эй, не наша ли юная звездочка идет?! – смеясь, воскликнула невеста Минина.

Вывернувшаяся из материнской хватки девчонка подлетела к учительнице и, назвав ее госпожой Ди, звонко дала пять.

Бобби поспешила за дочерью и положила руки ей на плечи.

– Доброе утро, – тихо проговорила она.

Первый помощник горько улыбнулся:

– Боюсь, лишь в некотором смысле.

Певица поначалу растерялась, но затем глаза ее округлились, а лицо заметно налилось румянцем. Ей явно стало не по себе.

– Пардон, – бросила Бобби. – Совсем позабила, что за день. Ваша правда. Недобрий.

– Позабыли? Стало быть, не пойдете на церемонию? – зачем-то выпалил Давыдов. Ему было неловко видеть певицу наяву, пускай даже в сновидениях, где она являлась ему, не было ничего постыдного и пошлого. – Вы как будто дружили с Громовым. В нашу первую встречу, помнится, добро отзывались о нем…

Девушка ответила почти сразу:

– Не раз случалось, господин Громов отваживал от меня посетителей «Пион’ера» после виступлений… понимаете, – добавила она, украдкой взглянув на дочь. – Он бил джентльмен. Жаль, у «рудников» меня не отпустят.

Молодые люди понимающе кивнули, и на миг повисло молчание, которым немедленно воспользовалась дочка Бобби. Пока взрослые вели бессмысленную светскую беседу, девчонка выжидала, не издавая ни звука, и бегала любопытными глазами с одного человека на другого, пока вовсе не остановила взгляд на Николае Давыдове, поняв, что мужчина ей не знаком. Она внимательно изучила выглаженную к похоронам полицейскую форму, с интересом поглядела на револьвер, и с поразительной для ребенка прозорливостью пришла к выводу, что перед ней тот самый новый старшина, о котором временами судачат в городе, когда больше не о чем.

Поняв, что взрослые потеряли нить бестолкового разговора, она выпалила:

– Господин, *вы* теперь начальник полиции? – обратилась напрямую к Николаю. – Из Большого Кольца? Правда?

Минину с невестой стало забавно, но Бобби, не столь шокированная, сколь уязвленная бестактностью дочки, дернула ту за плечи, мол, нельзя без разрешения вклиниваться в беседу старших. Давыдов, наоборот, был рад внезапно сменившемуся руслу разговора. Да и прямота девочки импонировала. Он понял, что если дочурка Бобби и была чьей-то проекцией с точки зрения поведения, то, определенно, напоминала маленькую Милу Леонову. Даже пацанский этот видок: джинсовый комбинезон, едва не до колен подкрученные штанины, кеды на босую ногу, – словно отсылал к племяннице мэра. Во всяком случае, сколько раз ни видел Николай подчиненную вне службы, она выглядела именно так. Исключением был лишь званый вечер у Михаила Моргунова, про который, однако, все уже позабыли, как про дурной сон.

Улыбнувшись, Давыдов