Метафизик 1 - Дичковский Андрей

Конфуций почесывает седоватую бороду.

— Все так и было, госпожа адвокат.

— И как закончилась та партия?

— Мы сыграли вничью.

— Вы ведь далеко не начинающий игрок в шахматы, не так ли, лорд Минэтоко? В молодости вы стали шахматистом первой категории и кандидатом на звание «маэстро». Поговаривают, вы сильнейший игрок если не всего Семнадцатого Доминиона, то точно вашего клана?

— Скорее всего, так и есть.

— Вы были удивлены силой игры вашего гостя?

На некоторое время Конфуций задумывается.

— Определенно, да. Он показал хорошее знание дебютной теории, понимание позиционной игры и хороший тактический счет. Я очень давно не сталкивался со столь серьезным противником.

— Тогда скажите: сколько времени примерно нужно, чтобы научиться играть на таком уровне?

— Никак не меньше двух-трех лет... И то если заниматься регулярно и с опытным тренером. У большинства такой «путь» займет с десяток лет, если не больше.

— То есть за ночь, проведенную в вашей крепости, Грэй никак не сумел бы этого сделать?

— Разумеется, нет.

— Благодарю за ответ. Ваше высокомудрие, — Илиас поворачивается к судье, — вам не кажется все это несколько... странным? В клане Болотных Псов этот юноша интересовался чем угодно, кроме шахмат. Потом он уходит, попадает в стихийное бедствие, теряет память и... открывает в себе новые способности.

Я слушаю все это, с трудом удерживаясь, чтобы не вздернуть на лоб обе брови. До меня наконец-то начинает доходить, какую стратегию выбрала Илиас. Неужели это действительно может сработать?

— К чему вы клоните, госпожа Тираль? — спрашивает Утриим.

— Я клоню к тому, господин судья, что люди просто так не теряют память и не обретают способности играть в шахматы на уровне кандидата в маэстро.

Утриим хмурится и подается вперед. Его взгляд становится как будто в несколько раз острее и внимательнее.

— История Тальдеи, — не останавливается Илиас, — знает несколько схожих случаев, когда люди, попадавшие под влияние сил, неподвластных смертному, менялись так, что становились не похожими на прежнего себя.

— Вы имеете в виду...

— Я имею в виду то, что лорд Грэй пережил мета-катарсис. И стал после него совершенно другим человеком — человеком, в одночасье повзрослевшим более, чем на двадцать лет.

Несколько человек в зале дружно ахают. Утриим хмурится еще сильнее, в то время как я перекатываю на языке услышанное слово.

Мета-катарсис. Видимо, это что-то из религии, которую исповедует Утриим. Изменение. Трансформация... По сути, Илиас даже не сильно наврала. Я действительно изменился, и внутренне, и физически... Можно ли это назвать мета-катарсисом? Даже не знаю. Возможно, да.

— Это очень громкое и смелое заявление, госпожа Тираль, — наконец произносит Утриим. — Безусловно, если лорд Грэй пережил мета-катарсис, это значительно меняет дело. Однако я обязан убедиться, что вы не подтасовываете факты.

— Я понимаю ваши опасения, господин судья. Именно поэтому я рискнула пригласить в наш суд максимально не заинтересованное лицо.

«Еще один свидетель? — Кажется, у меня начинает дергаться глаз. — Кто на этот раз?»

— Что за лицо? — уточняет судья.

— Это госпожа Сюпасьянь. Почти всю свою долгую жизнь она провела в отдаленном монастыре на окраине материка. Духи почти полностью лишили ее мирского зрения, но взамен даровали ей возможность видеть то, что сокрыто от глаз людских. Мне стоило больших трудов убедить аббата Чендейра отпустить ее к нам, поскольку госпожа Сюпасьянь прибыла в Тальданор, чтобы к ней на прием могли прийти члены Высшего Совета.

При упоминании Высшего Совета перешептывания зрителей становятся заметно тише. Утриим выглядит ошарашенно.

— Госпожа Сюпасьянь? Что ж, зовите ее, — решается судья.

Через некоторое время в зал заходит старуха. Сгорбленная, опирающаяся на трость, она с трудом передвигается — по сути, ее просто ведут под руки двое клерков. Она облачена в бордовый балахон, а глаза ее так сильно сощурены, что по сравнению с ней мое лицо и лица большинства жителей Семнадцатого Доминиона можно смело назвать лицами европейского типа.

В конце концов старухе выкатывают кресло и сажают между судейской кафедрой и лавкой, на которой я ерзаю, словно детсадовец, стесняющийся отпроситься у воспитателя в туалет. Даже не знаю, из-за чего мне так некомфортно: то ли из-за того, что ради меня сюда привели столетнюю слепую бабушку, то ли все еще из-за того, что над моей головой навис дамоклов меч.

— Госпожа Сюпасьянь, верно? — обращается к гостьи судья.

Та и бровью не шевелит. Меня начинают терзать сомнения — а не отдала ли эта бедная старушонка богу душу, пока ждала в коридоре?

— Госпожа Сюпасьянь? — уже настойчивее зовет ее судья.

— А-а?! — Старуха резко вскидывает голову. Ее белоснежные волосы рассыпаются по плечам. — Кто здесь?!

С галереи доносится кашель инквизитора Филлиана.

— Вы что, издеваетесь? Сумасшедшая гадалка? Превратили заседание в чертов балаган! Кого еще вы планируете позвать сюда, Тираль? Цирковую обезьянку?

— Что за блеянье? — Сюпасьянь нацеливает взгляд в точности туда, где над поручнями виднеется голова Филлиана. — А-а, знаю тебя. Истязатель людских душ и сердец. — Голос старухи набирает силу. — Вижу, ясно вижу насквозь твою прогнившую душонку. По заслугам тебе вскоре воздастся: