Кайа.История про одолженную жизнь(том 1-6) - Александр Алексеевич Иванов

Я вспомнил, что когда собирал информацию об Империи, мелькали такие определения населения, как «сверхоседлое» и «внутренняя миграция практически отсутствует».

Логично, раз экономическая ситуация в Империи хорошая и стабильная, и с работой, в основном, нет проблем, то зачем человеку, например, из солнечного Ташкента ехать в холодную и мрачную Москву, если он или она может прекрасно и за те же деньги работать в родном городе?

Но, хоть и не в такой степени, как Москва Федеральная, все же Москва Имперская, была городом многонациональным, так как она являлась крупнейшем экономическим центром европейской части Империи.

Так что в этом городе можно было увидеть деловых людей как со всех концов Страны, так и со всего Света.

Но трудовые мигранты все-таки были. Трудились они, исключительно в индустриальных и сельско-хозяйственных зонах страны, где наблюдалась постоянная нехватка кадров.

Все мигранты были беженцами из Китая, Кореи и прочих азиатских территорий, где вот уже много десятилетий подряд идут боевые действия различной интенсивности, из-за того, что разные военные блоки, да и просто отдельные страны, ведут вооруженную борьбу, в основном руками «местных», за свои экономические и геополитические интересы. Добавьте к этому и прямые «зоны оккупации» великими державами — картинка станет совсем веселой.

Так что, чего же удивительного в том, что нормальные люди стараются уехать из этих «прекрасных» мест сами и увезти с собой свои семьи?

У Российской Империи, в отношении беженцев с подобных территорий, политика была весьма своеобразной. Во-первых, беженцев — взрослых мужчин, пускали в Россию по очень небольшой квоте, которую Правительство выделяло нуждающимся в рабочей силе структурам.

Женщин и детей, мальчиков строго до определенного возраста, принимали практически без ограничений. Но! Женщина-беженец, что рассчитывала на российское подданство, обязана была проработать на вышеуказанных предприятиях лет десять, прежде, чем ей выдадут паспорт.

А вот программы по работе с детьми беженцев были куда менее гуманны. Этих детей, если их матери хотели жить в России, изымали и передавали в приемные семьи, таким образом, как я понял, надеялись воспитать вполне стандартного подданного Императора.

О подобных экспериментах я слышал и в прошлой жизни, в Канаде подобным образом поступали с детьми индейцев. Но там, вроде бы, все закончилось огромным скандалом и полным фиаско, а в этом мире, вроде как подобные методы вполне себе работают.

Мы, наконец, приехали в Центр. Дальше начиналась пешеходная зона, так что я со своей «боевой горничной» и троими парнями из охраны, что ехали в отдельном авто потопали в сторону торговых улочек.

Архитектура в центре была… чуть не сказал: «дореволюционная»… с виду, конечно, я ни разу не спец в местной архитектуре, постройки самого начала XX века. Старые на вид дома, на первых этажах которых располагались магазины. Целые торговые улицы, принадлежавшие многие поколения — семьям «бизнесменов», по старинке называемых «купцами», состоявшими в купеческих гильдиях.

Куда ни глянь, везде был ужасно-прекрасный «сплав» старины с ультрасовременностью.

Как и в моей «прошлой Москве», в «Москве нынешней», по ее Центру, шастали огромные толпы народу.

Дорогущие бутики, магазины и магазинчики. По-моему, торговали здесь всем на свете, я даже видел скобяную лавку, так что, если вы вдруг Понтий Пилат и вам внезапно потребуется «кого-то» «куда-то» приколотить, то гвозди вы тут сможете приобрести.

Мой взгляд упал на магазин с вывеской: «Музей алкоголя». Выпивохой я не был, но время от времени, в прошлой жизни, конечно, был «не дурак тяпнуть» стопарик-другой крепкого алкоголя. Так что завидев сей чудный «музей», я немедленно захотел «походить по музеям» и мои ноги сами потянули меня ко входу.

В тот же миг я был остановлен «боевой горничной» — крайне вежливо, но решительно. Она негромко прошептала мне на ухо:

— Юная барышня, в этот магазин мы не зайдем!

Ну да, собственно она была права, детям в магазине, специализирующимся на продаже алкоголя, делать нечего.

Я посмотрел на Ирину, та всем видом показывала, что она тут главная, и что одному присутствующему здесь ребенку, то есть мне, для моего же блага, не стоит ей перечить.

Так дело не пойдет.

Я попросил охранников отойти на два метра назад, мотивировав это тем, что мне надо сказать Ирине «кое-что». Те отошли. «Боевая горничная» удивилась, но тут же вернула на лицо прежнее выражение.

— В вопросах безопасности я полностью слушаюсь тебя, Ирина, — прошептал я той на ушко, так чтобы никто иной не услышал, сохраняя абсолютно нейтральное выражение лица — но что касается того, куда именно мы идем — решаю я. И только я. Более я не желаю слышать, как ты мне указываешь, куда я могу идти, а куда нет! Это ясно? Если тебе это не нравится, ты можешь всегда пожаловаться моей бабушке?

Эта Ирина не была похожа на других женщин, служивших в Имении. Даже женщины-охранники Бабушки и других женщин Семьи были менее… не уверен, как правильно назвать это.

По повадкам Ирины было заметно, что, в отличие от тех женщин, она привыкла не исполнять распоряжения, а сама их отдавать.

С ее стороны возникло замешательство, было очевидно, что она не ожидала от меня подобного демарша и растерялась.

Правда «вернулась в себя», как и требуется от профессионала, она очень быстро.

Мои слова, очевидно абсолютно, ее сильно возмутили, но она не стала спорить с «охраняемым лицом», а по этому, невозмутимо ответила:

— Как вам будет угодно, юная барышня.

— Вот и чудненько, — сказал я, улыбнувшись, — потопали в ателье.

Жаль, но она, как ни крути, была права, в «Музей Алкоголя» мне стоит зайти «как-нибудь в другой раз».

В ателье.

Выяснилось, что это нифига не «ателье», вернее не так, они оказывали услуги по индивидуальному пошиву, для очень уважаемых и состоятельных граждан, но это не было основным родом деятельности этого предприятия.

Это был модный и очень популярный в России и за ее пределами «женский бренд», производящий вообще все, что только может надеть на себя женщина, от нижнего белья до свадебного платья. Любые шмотки, что только может пожелать «женская душа». Вот только у меня-то душа «женской» не была и я, от всего этого великолепия, взгрустнул.

Само «ателье» было внушительных размеров, с многочисленными залами.

Нас встретила служащая этого места, она была мне знакома, ибо заказанные галстуки доставила мне именно она.

Вежливо поздоровавшись, она попросила меня следовать за ней, что я и сделал.

Привела она меня в отдел «готового платья»,