Небо в кармане 4 - Владимир Владиславович Малыгин

Всё это и выкладываю полковнику. А что мне терять?

— И возвращаться в столицу мне нет никакого резона, — добавляю. — У вас в конторе не то, что течёт, а вообще дна нет. Любые детали секретной вроде бы операции тут же становятся известны нашим противникам. Что сморщились, Константин Романович? Разве не так? А вот этот случай со мной? Пресловутый Виктор Иванович не только знал о моём отъезде, но и успел приобрести билет в тот же вагон! Что скажете?

— Ему об этом вполне могли сообщить его сообщницы, — парирует Изотов. — О девицах вы забыли?

— Забудешь о них, — непроизвольно тянусь рукой к пояснице.

— Что? Болит? — встаёт с места полковник.

— Скорее, напоминает, — отмахиваюсь.

— Предлагаю на сегодня закончить, пока вы не договорились ещё до какой-нибудь крамолы, на которую даже я не смогу закрыть глаза, — Константин Романович идёт к двери, выглядывает в коридор и рявкает. — Дежурный!

И тут же чуть тише, как бы бурча:

— Или кто там ещё…

Потом на дежурной пролётке везут меня к доктору, и полковник лично сопровождает меня вместе с ротмистром.

— А тело искать? — напоминаю Изотову перед тем, как загрузиться в повозку.

— Сначала с вашими ранами разберёмся, — устало вздыхает полковник. — Александр Сергеевич, поехали. И дайте команду никому со службы не расходиться. Возможно, если позволит здоровье Николая Дмитриевича, нам с вами сегодня ещё придётся выехать на происшествие.

По мельком брошенному на меня взгляду ротмистра понятно, что он думает о моём здоровье и о возможной поездке куда-то за город. Как назло, именно в эту минуту налетает сильный порыв ветра, заставляет нас поднять воротники и схватиться за шапки. Ветер тут же стихает, но затишье длится недолго. С неба срывается сильный заряд, и повозку прямо на глазах быстро и густо засыпает большими снежными хлопьями. Дорога, дома, здание вокзала скрываются в снежной круговерти, и даже спина лошади мгновенно покрывается белым покрывалом.

Светопреставление длится недолго и спустя несколько минут небо над нами немного светлеет, смутными пятнами проявляются здания, взобравшийся на передок полицейский встряхивается, и с его шинели вниз обрушивается толстая рыхлая шуба нападавшего снега.

— К доктору! — командует ротмистр с молчаливого одобрения Константина Романовича. — Трогай!

***

Тело мы нашли. Точнее то, что от него осталось. То ли зверьё лесное, то ли одичавшие собаки раскопали его, и прямо там, в снежной яме, обгрызли до костей.

— Да-а, нам теперь тут нечего делать, — подытожил Александр Сергеевич и посмотрел на Изотова.

Полковник не подвёл и согласился с этим утверждением:

— Делать нечего, вы правы, но и оставлять его так нельзя. Всё равно придётся в мертвецкую везти. Заканчивайте тут и поехали.

Я из возка не выходил, делать мне больше нечего, как ноги топтать попусту. И опять же доктор велел зря рану не тревожить.

Ещё раз припомнил подробности визита в медчасть. Пусть местный эскулап и удивлялся скорости заживления нанесённой мне раны, но объяснил её нам так:

— Это не рана, господин полковник. Это, скорее, порез. Да, глубокий, но, тем не менее, всё равно порез. Вы говорили, нанесён он был рукой девицы? То-то и оно. Рука слабая, лезвие видите, как скользнуло? — бормотал он заинтересованно. Ещё и уточнил. — А на вас ведь наверняка и одежда какая-никакая была? Не так ли, молодой человек?

— Так, — поворачиваю голову набок, чтобы вонючая простыня в рот не лезла. — Боль была страшная. Почему?

— А кто его знает? — легкомысленно махнул рукой врач. — Скорее всего, в нервный узел вам, молодой человек, попали.

— Его светлость, господин поручик Шепелев, Николай Дмитриевич, — прервал словоизлияния слегка хмельного врача Изотов. Похоже, не по нраву ему пришлась подобная фамильярность. Мне тоже, но я-то на животе лежу, голой спиной кверху, лицом в воняющую карболкой серую казённую простыню. И ставить на место эскулапа при всём желании мне несколько не с руки.

— Прошу прощения, ваша светлость, — испуганным голосом просит извинения доктор и его холодные пальцы с силой сдавливают мою кожу.

Сказать, что мне не больно, совру. Ещё как больно, он же края раны тискает. Шиплю сквозь зубы. А доктор разливается соловьём, показывает Изотову на мою спину:

— Видите? Рана уже зарубцевалась, не кровит. Заживает на удивление хорошо. Но я вам на всякий случай мазь нанесу и забинтую.

И сразу же обращается ко мне, наклоняет голову и меня обдаёт запахом слабенького перегара:

— А вам, господин поручик и ваша светлость, настоятельно рекомендую сразу же по приезду в столицу обратиться в больницу…

В общем, доктор рекомендовал покой и не напрягаться спину. Вот и сижу в повозке, берегу здоровье, наблюдаю за копошащимися в снегу жандармами.

И на разворошённую яму не смотрел, что я там не видел? А вот на домик неподалёку поглядывал, да. Но, к сожалению, кроме мужского силуэта больше никого там не увидел. Ну и нечего тогда в ту сторону пялиться. Так что опустил нос в меховую полость и старался надышать тепло на руки — морозец начал заметно прижимать. И снег перестал вались хлопьями, сверху посыпались тонкие прозрачные снежинки. Они кружились в воздухе, сыпались колючим пухом, скатывались с сухим шорохом по истрескавшейся коже возка, блестели острыми лучами под серым небом…

Слава Богу, Изотов дожидаться на месте происшествия не стал, тяжело залез в возок, вздохнул, как будто поднимал на своих плечах непомерную тяжесть и усталым голосом отдал возчику команду везти нас в Отделение.

Продрогший за время ожидания полицейский развернулся на козлах, с его плеч и шапки обвалился налипший снег:

— Его благородие господина ротмистра будем ждать?

— Он и без нас доберётся, — нырнул под полость полковник, напустив туда холода. — Поехали, поехали.

Понятно, чего уж там. Большое начальство ждать не любит. Особенно когда оно замёрзло.

Всю обратную дорогу молча сопим, мёрзнем. Сухой колкий снег и ветер в лицо мало способствуют общению. И слава Богу, есть время подумать. К короткой передышке за время ожидания добавилось время поездки, и оно пошло мне на пользу. Весь сегодняшний день в самом буквальном смысле пришлось не управлять, а следовать за событиями, и это меня изрядно раздражало. Плохо, когда перестаёшь их контролировать, когда они наваливаются одно за другим