Враг Империи - Антон Медведев

— Я найду врача, — твердо сказал Хитрый. — Подожди немного. Не пойдет, силой приволоку.

— Нет! — снова остановил его Лис. — Не вздумай… Лучше сдохнуть, чем снова… в тюрьму… Сходи в аптеку, купи… что-нибудь от боли… И еще антибиотиков разных… Сам смотри… Денег теперь… хватит… — Губы Лиса скривились в искаженной болью ухмылке.

— Хорошо… — Хитрый оделся, накинул куртку. — Я быстро…

— Хитрый… — позвал Лис.

— Да?

— Помни — никаких врачей… Я прошу тебя…

Ближайшая аптека была в пяти минутах ходьбы. Хитрого беспокоило лишь одно — работает ли она ночью. Она работала. Накупив медикаментов, Хитрый бегом бросился домой, думая о том, что все равно нужен врач.

Ему не пришлось искать врача. Лис лежал на кровати, бессильно раскинув руки, его открытые глаза смотрели в потолок. Он не дышал.

— Как же так, Лис?.. Как же так?.. — на глаза Хитрого навернулись слезы. — Что же ты?..

Сев на кровать рядом с телом Лиса, Хитрый долго смотрел на него, потом ладонью закрыл ему глаза. Только сейчас Хитрый заметил, что глаза у Лиса были голубыми. Как глупо все получилось…

В смерти Лиса была и его вина, осознание этого было невыносимым. Если бы он пошел с Лисом, все действительно сложилось бы по-другому. У них появились бы деньги, они сели бы на ближайший корабль и улетели туда, где плещется море, где много солнца и красивых девушек. Ну почему он всегда приносит людям смерть? Почему?

По щекам его поползли слезы. Хитрый смахнул их ладонью и неожиданно ощутил боль. Казалось, в голову ему вонзились мириады раскаленных игл. Зарычав от боли, Хитрый обхватил голову, сполз на пол и уткнулся лбом в пол.

Ему было очень больно — но странное дело, боль эта казалась ему знакомой. В какой-то момент она стала невыносимой, затем вдруг ослабла, Хитрый облегченно всхлипнул. И тут же вспомнил, как в детстве наступил на старый гвоздь, тогда ему тоже было очень больно. Его возили в больницу, толстая женщина-врач обрабатывала ему рану…

Она называла его Кимом — осознание этого заставило Хитрого забыть о боли.

Он — Ким… Ким Ремезов, офицер Департамента Наказаний. Бывший офицер. А ныне беглый смертник с уничтоженного мятежниками крейсера «Сарацин»…

Это было страшно. Боль уже давно прошла, а Ким все лежал на полу, не в силах подняться. Обрушившаяся на него лавина воспоминаний буквально придавила его. Не просто придавила — смяла, раздавила, превратила в ничто.

Он помнил их всех, до единого. Помнил первого, матерого бородатого уголовника, это было его первое исполнение. Потом были другие, много других. И не только приговоренные. Были Голан с Фельдманом, были те четверо на Лотте. Потом был «Сарацин» и погром в поселении мятежников…

Ему хотелось кричать, на секунду Ким ощутил ненависть к силам, вернувшим ему память. Ну почему, почему все это произошло именно с ним? Почему?

Утром он не пошел на работу. Сидя у тела Лиса, Ким думал о своей богом проклятой жизни. Кто виноват в том, что все так получилось? Кто?

В сознании всплыл нежный облик Шейлы. Да, она предала его. Но, странное дело, Ким не испытывал к ней ненависти. Вроде бы должен был, пытался заставить себя считать ее врагом — и не мог. Зато воспоминания о Чалми заставили его скрежетать зубами. Он, во всем виноват именно он. Он, его дьявольский Департамент. И Император виноват — наверное, именно он и виноват больше всех.

В груди поднималась волна ненависти. Ненависти холодной, удушающей. На мгновение Ким даже испугался своего состояния, испугался самого себя. Да, его жизнь проклята богом, и изменить уже ничего невозможно. Он потерял свой шанс прожить ее так, как нужно, потерял саму возможность считать себя человеком. Дарг — кажется, так называл Мирон тех убийц. Он и есть дарг.

Он потерял свою жизнь, ее больше нет. И даже мысль о смерти не казалась Киму ужасной — напротив, он был бы ей рад. Это так просто — уйти туда, где нет боли и страданий. Где вообще ничего нет. Очень просто, достаточно прижать к виску ствол и нажать на курок. Это можно сделать, но изменится ли от этого что-нибудь в мире? Станет ли меньше царящего в нем зла? Мертвых уже не вернешь, и его смерть никому ничего не даст. Напротив, у того же Чалми будет одним врагом меньше. Бегство от боя — не лучший выход.

Все это так. Но что он может противопоставить Чалми и Императору? Что, если даже поганый Седрик не может с ними справиться? Да, можно умереть героически, пытаясь хоть этим искупить свою вину. Но ведь не даст это ничего, не даст. Организовать новое Сопротивление? Настоящее, без Седрика и его одурачивших миллионы людей приспешников? Но даже для этого у него слишком мало сил, — Ким хорошо знал методы работы Департамента и был уверен в том, что организованную им группу непременно вычислят. Предатель, или просто чья-то неосторожность, конец все равно будет один. Не добраться ему до Чалми.

Ему — да. А если это попробует сделать дарг?

Мысль была неожиданной, почти нереальной. Еще никому не удавалось уйти от дарга — так сказал Мирон. Эти люди — совершенные убийцы, специалисты своего дела. И кажется, сейчас у него есть, чем им заплатить.

Взяв сумку, Ким открыл «молнию», высыпал деньги на пол. И долго стоял, глядя на поблескивающую голо-графическими отблесками груду стокредовых пачек.

Денег действительно было много. Целое состояние. Присев, Ким не торопясь пересчитал пачки. Два миллиона четыреста тысяч. Или пятьсот тысяч — кажется, он ошибся на одну пачку, но пересчитывать заново не захотел.

Этих денег ему вполне могло хватить до конца дней. Здесь было все — красивая жизнь, симпатичные девушки. Обеспеченная старость. Только не его это были деньги. Они принадлежали Лису.

Тратить их на себя он не мог. А вот нанять на эти деньги дарга… В одном из разговоров Лис говорил, что ненавидит Департамент, что именно от него все беды этого мира. И если Лис видит его сейчас — оттуда, сверху, — то вряд ли будет возражать против того, чтобы эти деньги пошли на благое дело.

Ким вздохнул — выходит, и убийство тоже может быть благим делом. Смотря как считать…

Самым трудным для него было принять решение. Теперь, когда все стало ясным, Ким испытал облегчение. Сложив деньги в сумку, он оделся, минуту постоял перед телом друга. Да, друга. Теперь он мог сказать об этом со всей определенностью.

— Прости меня, Лис, — произнес он, глядя на прикрытое простыней тело. — Я не знал, что все так получится… — Ким перекинул ремень сумки через плечо и прошел к выходу.

Он не стал запирать дверь и лишь прикрыл ее, затем спустился вниз. Пройдя по улице пол квартала, подошел к таксофону, набрал номер медицинской службы и сообщил о том, что по такому-то адресу умер человек. Повесив трубку, пошел дальше. Он сделал для Лиса все, что мог.