Обратный отсчет: Равнина - Токацин

Запускаем? — спросил Гедимин, заглядывая в монитор. Только что он вылез из активной зоны — замерял показатели на месте, не доверяя жгутовым радиометрам. По всему выходило, что второй твэл в незапущенном реакторе ни на что серьёзно не повлиял — ну, повысился общий омикрон-фон, чуть интенсивнее стало сигма-излучение…

— Не торопись, — покачал головой Айзек. — Часов через девять, в твою смену, — попробуем. Сразу после ритуала.

Он едва заметно усмехнулся, глядя на хмурого Гедимина.

— Учти — у нас спросят, что такое мы привезли и куда засунули. Твэл видело пол-лагеря, а остальным расскажут.

Гедимин поморщился.

— Объяснять будешь ты. Мне эта местная терминология…

…Филки-патрульные бродили по двое, разделив пополам периметр холма, — один патруль — от полевой кухни до отмеченного разлома, другой — от главной тропы аборигенов до сарматского барака. Ещё две пары, как знал Гедимин, засели в «ракетомётных гнёздах» под прикопанными навесами — и сидели довольно тихо, не привлекая к себе внимания.

Очередной патруль прошёл вдоль обрыва. Филки оглянулись на Гедимина и нервно потрогали шлемы. В этот раз всё было пристёгнуто. Сармат скользнул взглядом по их оружию — одному патрульному досталась костяная камнеметалка, другому — целый «бластер». И то, и другое было сделано явно не Гедимином — он не возился с прикладами и тем более не вытачивал углублений под филкские пальцы. Поясную сумку для камешков-снарядов сшил сармат, но по местному образцу — даже добавил тиснёный «трилистник». «Хоть бусин не навешал,» — подумал Гедимин, отворачиваясь.

Шаги патрульных затихли. Сармат вслушивался в ночные звуки. На окраине лагеря чем-то хрустели тягловые звери — живые утилизаторы, в низинах с двух сторон монотонно булькал какой-то представитель фауны, под навесом зашуршал, устраиваясь поудобнее, филк-ракетомётчик, гулко вздохнул кто-то из стражей, тихий шорох камешков затих рядом с Гедимином…

— Не спишь? — спросил он, повернувшись к Вепуату. Тот удивлённо хмыкнул.

— Заметил! А я думал — подойду к тебе тихо.

Он встал рядом, сощурился в темноту за холмом и тихо вздохнул.

— «Трилобиты» молчат. Я высылал дроны, сканировал округу…

— Из-за разломов от сканеров никакого толку, — Гедимин досадливо сощурился — его самого раздражала вынужденная «слепота» ко всему, что отстоит от лагеря на десяток метров. — Никто не придёт — нам же лучше.

— А я бы посмотрел вблизи на живой крейсер, — грустно сказал Вепуат. — Да и на не очень живой… Интересно, как утилизируются такие огромные трупы? Вроде бы Равнина ими не завалена. А ведь что-то должно сохраняться — кости, панцири…

— Съедают, — Гедимин вспомнил «трилобита» размером с пассажирский глайдер и гигантов, проплывших по небу во время шторма Жизни. — Тут много всякого… ползает и летает. Чем-то оно должно питаться?

— Недалеко, у реки… — еле слышно пробормотал Вепуат, думая о чём-то своём. — Интересно, о чём это. Скогны спят, не то спросил бы…

— Угу… — рассеянно отозвался Гедимин, задумавшийся было о реакторах, но тут же насторожился и схватил сармата за плечо. — Ты куда собрался?

— Эй! — разведчик, морщась, разжал его пальцы. — Я? Спать. И тебе советую. Полезно для нервов.

…Вокруг лабораторного шатра было тихо — и, выходя из него, Гедимин надеялся, что аборигены всё-таки спят. Обогнув бронеход, он беззвучно помянул уран и торий. Все, разумеется, были в сборе — от Скогнов-патрульных до последнего нхельви. На неосвещённом краю жёлтого круга маячили большие силуэты — двое стражей стояли рядом, погасив свечение посохов.

— Дим-мин, — окликнул один из них сармата. — Ты — первый неспящий сармат, которого мы видим. Впереди несколько плохих дней. Ты знаешь об этом?

Гедимин мигнул.

— Нет, — признался он. — Руниен ничего не говорил. И какой прогноз?

— Руниен не говорит, если сомневается, — донеслось из темноты. — А теперь сомнений нет. Будет четыре плохих дня, а потом ещё — сильные дни воздуха и воды.

«Мать моя колба!» — Гедимин стиснул зубы. «Четыре, потом ещё два… Минимум четыре рабочих дня выпадают. Ну естественно, что же ещё могло быть…»

— К чему готовиться? — деловито спросил он. — Завтра что будет? Из стражей точно никто не придёт…

— Мы придём ночью, — пообещал Калиг. — А днём будет множество едких дождей. Стройте белые стены и не выходите до темноты!

Защитный купол дрогнул. В нём появился просвет, а потом и весь он стал прозрачным. Внутри стоял Айзек, озадаченно глядя на Гедимина.

— Калиг принёс прогноз, — буркнул тот, не дожидаясь вопросов. — На четыре дня вперёд — никакой работы. Завтра — кислотный ливень…

— А за ним — день мрака, — донеслось из темноты, и все аборигены прижали уши и оглянулись на ближайший источник света. — Стройте световые стены и не выходите из домов. А мы скажем Хассинельгу, чтобы не бегал, куда не надо.

Айзек еле слышно хмыкнул.

— Мы учтём, — пообещал он. — День мрака… Потом — ждать похолодания?

— Да, очень сильный холод, — подтвердил Калиг. — Но это не так страшно — у вас много кейека. А на четвёртый день не спускайтесь с холма и разожгите Пламя ярче — и опасайтесь блуждающих огней и тумана.

Те аборигены, кому удалось уцепиться за посохи стражей, быстрым шёпотом пересказали всё остальным — и вокруг установилась мертвенная тишина. Гедимин смотрел себе под ноги, угрюмо щурясь. «Кислота, твари в темноте, минус семьдесят и токсичный туман. Ну, и ливень с ураганом, как итог. Минус четыре рабочих дня. Одно хорошо — кочевники сюда не полезут. Не под кислотным ливнем.»

— Иди сюда! — зашипел Айзек, отчаявшийся дозваться Гедимина жестами, и сказал чуть погромче:

— Спасибо, что предупредил, Калиг. Мы будем осторожны. Скажи Броннам и Скогнам, что наши убежища открыты для них. Но если они хотят на четыре дня уйти с холма…

Аборигены зашевелились, приглушённо перепискиваясь и повизгивая. Гедимин думал о поддонах, намазанных светящимся жиром. Их давно отмыли и пристроили