Белый Волк - Александр Владимирович Мазин

Теперь о самом ритуале. Смешать кровь, как оказалось, это далеко не всё. То есть кровь мы смешали. Влили в священную чашу по наперстку венозной жидкости, разбавили пивом и медом и выпили под соответствующие призывы к богам и торжественные клятвы. Но не сразу.

Сначала мы по очереди произнесли стихи, восхваляющие друг друга и судьбу, которая свела нас вместе. Точнее, это Медвежонок произнес стих, а я промямлил что-то насчет «счастья вечной битвы плечом к плечу и умереть в один день, чтобы воскреснуть в Одина чертогах рядом с побратимом». Но даже и это было неплохо, потому что скальд из меня хреновенький. Исключительно на плагиате и держусь. Само собой, у нас имелись и свидетели: Стенульф с Хавгримом. И державшиеся поодаль коренные обитатели поместья, наблюдавшие за нами с некоторой опаской. Как выяснилось, не без основания. Потому что для закрепления ритуала нам следовало свершить еще два деяния: смешать семя и отправить к богам вестника.

Насчет семени ни моральных, ни физиологических проблем не возникло. Свартхёвди углядел среди зрительниц молоденькую девку посимпатичнее (на свой лад: сисястую и коренастенькую) и велел выйти из строя. Девка вышла. Энтузиазма на румяном личике не наблюдалось, но и негатива — тоже. Я на тот момент еще не знал, для чего оная девка предназначена, но, когда Медвежонок предложил мне с ней «возлечь», отказываться не стал. Догадался, что ритуал требует.

Как выяснилось, тот факт, что я пользовал девку (ничего особенного, крепенькая, но сонная какая-то — чисто физиологический процесс) первым, тоже имел мистический смысл. Теперь я считался как бы старшим братом, а Свартхёвди, соответственно, младшим. Но девке он понравился куда больше, чем я. Может, потому, что потрудился на совесть, а не отбыл формальную повинность, как я. Засим девку уложили в уголок и велели лежать тихонько до конца ритуала. А мы приступили к следующему акту: выбору и отправке гонца. Об этом я тоже узнал по ходу пьесы. То есть в начале процесса я понятия не имел, каков будет финал. Догадывался, что какая-нибудь гадость…

К счастью, лично заниматься поисками и отправкой мне не пришлось. Эта процедура легла на широкие плечи свидетелей. Стенульф и Хавгрим принялись за дело с энтузиазмом прирожденных вурдалаков.

Для начала в толпе зевак Стенульф углядел нужную кандидатуру: рослого молодого трэля — и указал на него пальчиком.

В отличие от меня, трэль знал, что последует далее, и попытался дать деру, но соседи вцепились в него, как клещи, и смыться не позволили. Тоже понятно: удрал бы, пришлось бы искать новую жертву.

Угодив в лапы Хавгрима, трэль обмяк, впал в ступор и позволил делать с собой всё, что требовалось по инструкции.

Сначала грозные берсерки парня раздели и очень внимательно осмотрели. На предмет не известных мне изъянов. Затем Хавгрим взял сажу и белила (а может, это был разведенный мел) и принялся расписывать трэля в стиле любимых дедушкиных «граффити». Трэль покорно терпел, только дрожал, как испуганная лошадка. Каменный Волк наблюдал за процессом и при необходимости вносил коррективы.

Я заподозрил совсем нехорошее, когда сажу и белила отставили в сторону и в дело пошел нож. Хавгрим делал на коже страдальца неглубокие надрезы, затем пальцем размазывал кровь, творя корявые символы. Раб стерпел и это мучительство. Понимал, что могло быть и хуже. По ходу процесса Стенульф поведал нам с Медвежонком, что в добрые старые времена священные знаки наносили на кожу не снаружи, а изнутри.

Я от души порадовался. Не знаю, смог бы я равнодушно наблюдать, как с живого человека сдирают кожу.

Я надеялся, что «бодиартом» дело и ограничится, и раздумывал: не поделиться ли с бедолагой чудодейственной мазью Рунгерд, когда берсерки закончили «живопись» и потащили трэля за ворота. Толпа повалила следом. Я — тоже.

Вряд ли у меня была возможность вмешаться. Да я бы и не рискнул. В чужой монастырь — со своим уставом…

Несчастного подтащили к дубу, Стенульф достал веревку с заранее сделанной петлей…

Десять секунд — и вздернутый трэль оказался на полтора метра выше уровня почвы. Хавгрим ухватил его за дрыгающиеся ноги, рванул вниз. Шея трэля хрустнула, и посланец отбыл. Вернее, отмучился. Надеюсь, по ту сторону вечности ему будет лучше, чем здесь.

К моему немалому облегчению, больше смертоубийств не было. «Отправкой гонца» официальная часть процедуры закончилась, и те присутствующие, кого допустили, приступили к фуршету.

Мы с Медвежонком сидели рядышком, пили из одной чаши и кушали из одного блюда. И нам было хорошо. Может, потому, что мы порядком набрались. Но скорее — от избытка чувств. Ни у меня, ни у Свартхёвди никогда не было братьев. А теперь есть.

Глава тридцатая,

в которой герой обнаруживает прекрасного принца там, где предпочел бы никогда его не встречать

Добрались мы без проблем. Проблемы возникли тогда, когда я переступил порог родного дома… Где меня ждал сюрприз. Очень-очень неприятный.

Собственно, это был не совсем мой дом. Сперва мы заехали в Свартхёвди. Но после обряда мой дом был его домом, а его, соответственно, моим. Однако меня это как-то не утешило. Вот блин! Стоит уехать на каких-то жалких сорок-пятьдесят дней — и на тебе!

Нет, никто не умер, слава богу. И с моей Рунгерд всё было в порядке. И с моей «как бы невестой» Гудрун — тоже. Только вот моей невестой она больше не была. Потому что у нее появился жених. И такой, что мне даже бороться расхотелось. Никаких шансов. Просто никаких…

Когда мне было лет десять, я хотел вырасти именно таким. Высоким широкоплечим блондином с синими глазами и лицом молодого Клинта Иствуда. Шансы были, потому что родной брат моей матушки выглядел именно так.

Но генетика распорядилась иначе, и годам к шестнадцати я уже точно знал, что до детской мечты мне никак не дотянуть. Впрочем, меня это уже почти не беспокоило, потому что трудно было отыскать такого блондина, которого я не побил бы на фехтовальной дорожке. А девушкам я нравился какой есть. Не то чтобы они вешались на меня гроздьями… Ну, бывало, и вешались. Девушки любят победителей ничуть не меньше, чем красавцев. Это мы, мужики, по природной простоте, больше на внешность реагируем.

И вот теперь, через много лет, я вновь пожалел о том, как невыигрышно распределились родительские гены. Потому что передо мной стоял мой тогдашний