Каторжник - Дмитрий Шимохин

смог поддеть пулю и вытащить ее с куском ткани. Быстро соорудив тампон, я заткнул рану, после чего мы перевязали Фомича. Его положили в дровни, и мы тронулись в путь, не забыв обобрать убитых. С них поимели мы немного, пару тулупов, топоров да сапоги.

Старик был бледен и слаб, но кровь течь перестала, безобразным коричневым пятном растекшись по полотну повязки.

На вторую ночь поднялся ветер. Метель сбила с пути. Мы укрылись в яме у корней кедра. Развели крохотный огонь. Фомич снова начал кашлять. На губах у него выступила кровь. Легкое… кажется, у него пробито легкое. Амба. Не жилец…

Осунувшийся Фомич смотрел и видел в наших глазах свой приговор. Впрочем, он и так уже все знал.

— Что, братцы… Кончаюсь?

— Да не, все идет хорошо. Не боись, оклемаешься! — вымученно-бодрым тоном отвечал я. Фомич понимающе прикрыл века.

— Значит, кончаюсь… Господи, помоги! Тяжко умирать без покаяния…

Я промолчал, не желая продолжать бесполезное вранье.

Фомич какое-то время лежал, медленно шевеля губами, как будто молился. Затем прикрыл глаза, словно собираясь с силами.

— Серебро… — вдруг прохрипел он.

— Что? — не понял я.

— Серебро. Четыре с половиной пуда. Чистое. Под метками на южной стене. От кирпичного склада… в пятнадцати шагах. Не забудьте. Зарыл, ребяты. В Нерчинске, на заводе. Когда бежал, не смог его забрать. Чаю, до сих пор лежит. Место надежное…

— Где?

— Я его… зарыл там… на заводе…

Он закашлялся, кровь выступила на губах, глаза закатились.

Мы переглянулись.

Серебро. Пуды серебра.

Несколько минут Фомич молчал, тяжело, с хрипом вдыхая морозный воздух. Потом вдруг открыл глаза и произнес твердо и внятно, будто на миг собрал последние свои силы:

— Задний двор, за вторым кирпичным складом. Под холодным колоколом, в подине. Под присмотром божьей матери!

Взгляд слезящихся глаз Фомича, бесцельно блуждая между нами, вдруг остановился на мне.

— Если я не выберусь, так откопайте его. Там всем хватит. Христом Богом молю — поставьте свечу, закажите службу, просите поминать меня в молитвах. Мне… Мне более ничего на этом свете не нужно!

— Что? Что ты сказал-то? — забеспокоился Софрон. — Какой божьей матери? О чем энто он гуторит?

Но раненый старик уже впал в забытье.

Утром Фомич не проснулся. Достав инструменты, мы выдолбили в мерзлом грунте неглубокую могилу. Тело старого варнака опустилось в вечную мерзлоту — наверно, оно сохранится тут вечно, как мамонты.

Долго молчали. Потом Изя сказал:

— Ну… что? Поверим? Или мертвым нынче доверять нельзя?

— Нерчинск не шутка, — хмуро заметил Софрон. — Там солдаты.

— А серебро? — спросил я. — Это шанс.

— Что делаем? — хмуро спросил Тит.

Я кивнул.

— Идем в Нерчинск.

Так мы повернули с юга на юго-запад. Назад. Туда, где все начиналось. В самую пасть зверя. Но уже не как овцы — как люди, у которых есть цель и нечего терять.

Глава 22

Глава 22

Ещё два дня мы шли в сторону Нерчинска, как нам казалось. Стояли ветреные солнечные дни, стало заметно теплее. Вскоре Мы вышли к руслу довольно широкой реки. В ближайшей заимке нам рассказали, что это река Шилка и что, следуя по ее льду, мы через пару дней достигнем города Нерчинск.

Снег на сопках таял, обнажая каменистые склоны, но толстый лёд на реке еще держался. Весна в Забайкалье — девка капризная. То солнцем пригреет, ручьями зазвенит, то вдруг опять морозцем ударит, будто зима одумалась и решила вернуться. Сани со скрежетом ползли по грязно-серому льду, то и дело стали попадаться трещины и полыньи. Успеть бы доехать на санях до Нерчинска, покуда не вскроется лёд! — вот о чём толковали мы друг с другом.

Но, к счастью, все обошлось.

Нерчинск встретил нас холодом и дымом, столбами поднимавшимся от труб приземистых городских домов. Мы обошли город стороной. Как почти все города здесь, Нерчинск ограничен заставами, на которых с нас спросят паспорт или «вид на жительство», которых у нас нет. Спрятались в ночлежке — развалюхе за чертой города. Тут жили всякие непонятные личности: и те, кто скрывался, и те, кому скрываться было не нужно, — их никто и не искал.

Нас тут приняли как родных.

Наша проблема заключалась в том, что мы понятия не имели, где на заводе находится кирпичный склад, да и где сам завод. Нужен был проводник.

Найдя среди местных обитателей пару разговорчивых мужиков, я решил их расспросить.

— На завод как бы попасть? — поинтересовался я.

— На какой такой завод? — уставились на меня с непониманием.

— На нерчинский. Он за заставой или где-то за городом? — продолжил расспрос я.

Мужики недоуменно переглянулись.

— Ты что, паря, шутки шутишь? Нерчинский завод на Нерче. Отсюда, почитай, триста вёрст будет! — хмыкнул один из них себе в бороду. Я в ответ уставился на них.

— Это как это? — попытался я уточнить.

— А так это! — передразнил меня тот, что помоложе, чернявый тип со скуластым восточным лицом.

— Нерчинский завод-то, паря, что, думаешь, в Нерчинске? Ага, держи карман шире! Он на реке Нерче, почти что у границы. Только нечего вам там делать.

— Что? Мы, значит, шли не туда? — возмутился Левицкий.

— Выходит, что так, Владимир Сергеевич! — грустно заметил я.

— А отчего нам таки не надо туда идти? — настырно вылез вперед Изя.

— А чего там теперь делать? Завод закрыт. Народ весь, горнозаводских работников, поверстали в казаки и выслали на Амур, боронить, значит, новую землю нашу, Даурию. Каторжных всех на Кару услали. Пустота там, мерзость запустения.

Мы переглянулись. Делать нечего — надо пилить еще триста вёрст!

Не сделали мы и половины версты, как стало окончательно ясно: сани наши, верой и правдой служившие всю зиму по морозу да снегу, теперь стали обузой. Полозья вязли в раскисшей земле, лошаденки последние силы тратили, вытягивая их из топи. Дальше так нельзя было. Нам дорога лежала на юг, в степи. Окончательно стало ясно: менять надо сани на коней. Пришлось возвращаться.

— Мужики, а где бы нам коней добыть заместо саней? — вернулся я к парочке разговорчивых.

— Это вам к амбарщику надо! — охотно отвечал чернявый. — Давай покажу!

Поскольку попасть в город мы не могли, пришлось ждать в кабаке у дороги. Мы сидели около