Загадка башни - Мстислав Константинович Коган

— Товарищ командир, а почему фургона всего три? — со мной поравнялся Ларс — командир красной десятки.

— Два — для раненых, один — для добычи, — хмыкнул я, и чуть натянул поводья Гневко, чтобы солдату не приходилось за мной бежать.

— А пленные? — поинтересовался тот, — Их как?

— А кто говорил, что мы собираемся брать пленных? — осклабился я, поправляя пояс с мечом. Алфрид его, конечно, подогнал, как смог, но тот всё равно периодически сползал. Да и верхом с такими длинными ножнами ездить я ещё не привык.

— Эвона как… — улыбка десятника превратилась в хищный оскал, — Енто хорошо. Значит, вдоволь сегодня ушей наберу.

— Чего? — теперь настала уже моя очередь удивляться.

— Ушей поверженных врагов, значица, — пояснил десятник, вытаскивая из-за ворота гамбезона нечто вроде ожерелья. На толстую джутовую нитку были нанизаны почерневшие кусочки сушеной плоти. Месяца три назад меня бы передёрнуло от подобного зрелища. Сейчас же я просто пожал плечами. И так было понятно, что в отряд мы набираем далеко не святых. Многим тяжело было оставить подобные привычки в прошлом, хотя мы на этом и не настаивали.

— В наших краях ходит поверье, что такое ожерелье отпугивает злых духов, — десятник продолжил свой рассказ, — Тех, кого ты убил и тех, кого только убить собираешься.

— Мне казалось, духи тех, кто ещё живы — заточены внутри их тел. По крайней мере, до момента смерти, — заметила Айлин, ехавшая рядом со мной. Девушку тоже не особо впечатлил варварский обычай десятника. В конце-концов мы видели вещи намного хуже, чем срезание ушей у мертвецов.

— Оно так то может так, — согласился Ларс, поудобнее укладывая тяжелый арбалет на плечо, — Да вот токмо за каждым из живущих стоят духи их предков. И уж они то нагадить вполне способны. Правда вот о том, как от них защитится, у меня недавно спор вышел с Мигелем. Он предпочитает брать пальцы.

— Я надеюсь те, которые не стыдно на шею повесить? — хмыкнула Айлин. Я тоже невольно улыбнулся, оценив его шутку.

— Большие, — пояснил Ларс, так и не поняв, о каких именно пальцах шла речь, — Он их тоже в ожерелье собирает навроде моего. Мы с ним даже об заклад побились, чьи значица, обряды кого лучше уберегут. Кого первого ранят, тот должен будет другому десять медяшек.

— Есть в этом что-то нечестное, — я покачал головой, — Мигель же боец первой линии. А ты стоишь во второй. Конечно у него больше шансов отхватить во время схватки, чем у тебя.

— А это уж пускай нас духи и обряды рассудят, — хмыкнул солдат и тут же чуть поотстал от нас. Видать, пока я не раскрыл его маленькую хитрость противоположной стороне спора. Впрочем, делать этого я совершенно не собирался. Мигель должен бы и сам соображать, на что подписывается.

Отряд неторопливо продвигался через лес. Скрипели колёса телег. Ржали лошади. По пыльной брусчатке отбивали нестройный ритм солдатские сапоги. Настроение у бойцов было странное. Некоторые горели жаждой мести. Другие были недовольны, что их сдёрнули куда-то тащиться посередь бела дня. Третьих немного пугала перспектива того, что мы можем устроить в деревне. Четвёртых — печалила потеря товарища. Надо было их как-нибудь подбодрить. А то с таким настроем я не ручаюсь за успех нашего маленького, кровавого предприятия.

— Тур, давай ка ту, что «на удачу», — скомандовал я. Здоровяк шёл во главе колонны, неся наш штандарт. Ещё вчера он мне говорил, что больше не будет принимать участие в боях и вообще, покинет отряд при первом же удобном случае. Однако, нападение на Роберта очень многое изменило в его взглядах.

— Понял, — прогудел он, немного помедлил и затянул:

Жизнь наёмника не сахар,

Что ни день, то пыль дорог.

И вечерний отдых краткий,

Не излечит стёртых ног.

Мы идём на блеск монеты,

Продаём мы звон мечей.

Не годятся нам куплеты,

Благороднейших речей!

Нам плевать на все знамёна,

Господина нет у нас,

Лишь одна судьба безмолвно,

За плечом стоит подчас.

Лишь один бросок монеты,

Отделяет нас от сна.

Той, что смерти вьёт тенеты,

Поднесём бокал вина.

Пусть, не факт, что улыбнётся,

Велика её цена,

И уж коль не отвернётся,

Воздадим мы ей сполна!

С каждым новым куплетом в песню вплетались новые голоса. И под конец она уже гремела на всю округу, распугивая животных, птиц или случайно выбравшихся из урочища тварей. Эту песнь я тоже выбрал не без скрытого умысла. Её нам когда-то написал Роберт. Просто от скуки. У парня всё-таки был талант к рифмоплётству. Теперь же она не просто сплочала отряд и настраивала людей на нужный лад перед боем. Это было чем-то вроде обещания тому, кто сейчас боролся за жизнь на койке лазарета. Мы помним. И мы отомстим.

Люди и правда приободрились. Шаг стал ровнее и увереннее. Послышались шутки и бравадные возгласы. Безвольно повисший штандарт разгладили холодные пальцы ветра. Магия, не иначе. Будто та, кого мы упоминали в песне дала нам знак: «Сегодня я на вашей стороне».

Вскоре показалась и деревня. Хотя, если судить по его размерам — небольшой городок. Ещё в подлеске нас встретил придорожный камень, на которым кто-то неаккуратно выцарапал «Новый Гронесбург». Затем лес кончился, и нашему взгляду открылась широкая выжженая просека, по другую сторону возвышался неаккуратный частокол. Впрочем, неаккуратный, это было очень мягко сказано. В нём зияли дыры. Рядом с одним лежали выпавшие брёвна, в других местах его, как будто вовсе не пытались строить. К частоколу с внешней стороны теснились старые, разваливающиеся хибарки, из труб которых курился дымок. Рядом с ними виднелось что-то похожее на небольшие огороды, землю которых украшали чахлые всходы. С земледелием в этих краях было туговато. Торф смешанный с подзолом не могли давать нормальные урожаи, именно поэтому войско сенешаля настолько зависело от приезжих купцов.

Стражник у ворот был один. Пузатый мужик, одетый в грязно-серый гамбезон, на котором отчётливо виднелись несколько больших жирных пятен, сидел на завалинке возле ворот и мирно посапывал, обняв рогатину (длинная пика с крыльями). Его помятая, видавшая лучшие дни шапель валялась рядом, прямо на земле. Там же лежал пустой мех, из которого на всю округу разило кислятиной. Из