Сирийский рубеж 3 - Михаил Дорин

Как только Кеша сдержал эмоции, я не представляю.

— Может ещё что-нибудь? — спросил Аси, и мы с Кешей одновременно замотали головами.

К нам присоединились и женщины семьи Султан — мама братьев, сестра Абдул Мунима и две его дочери. Заняли они места в другой части стола и в разговоре участия принимали мало.

Мама Аси и Диси расспросила Кешу о родителях и его детях. Как я понял, спрашивать о жене у арабов не принято.

— Искандер, а как ваши родители? — спросил у меня отец братьев.

— Я сирота. У меня никого нет, Абдул Муним.

Отец семейства прокашлялся.

— Всё в порядке. Вы не обязаны были знать. Да и так уж сложилось. Зато я счастливый человек. У меня есть любимая женщина, а её родители принимают меня как сына, — добавил я.

— Хвала Всевышнему, что у вас всё хорошо, — ответил Абдул Муним.

Небольшую паузу в вопросах я использовал, чтобы ещё раз посмотреть на внутреннее убранство зала семьи Султан. На стенах висели красивые украшения в виде подносов ручной работы, композиции с оружием, изделия декоративного искусства великолепной сирийской работы. А так же фотографии, одна из которых привлекла моё внимание.

Хотел бы я спросить, кто этот молодой человек рядом с братьями Аси и Диси на фото после их выпуска из лётного училища. Однако, я узнал этого офицера в форме республиканской гвардии.

— Аль-каид, вы что-то увидели? — спросил у меня Диси.

— Просто посмотрел фотографии, — ответил я.

Теперь понятно, почему Казанов настоял на походе в дом семьи Султан.

— Искандер, Иннокентий, не сочтите за неуважение к вам, а не выйти ли нам на террасу? — предложил Абдул Муним.

Кеша посмотрел на меня, намекая, чтобы я шёл один. Ему сейчас было очень тяжело подняться со своего места.

— Да, конечно. Мы можем и вдвоём сходить, — ответил я.

Абдул Муним кивнул, и мы встали из-за стола. По лицу Петрова я видел, что ему уже тяжело справляться с объёмами пищи.

— Саныч, в меня уже эти голубцы не залезут, — кивнул Иннокентий на тарелку с махши.

— Терпи. Ещё десерт надо пережить.

Надо было видеть, как сильно пытался сдержать расстройство Кеша.

Мы прошли с Абдул Мунимом на крышу, где под навесом были уложены большие подушки. Отсюда открывался красивый вид на деревню, а вдалеке была уже заметна береговая линия.

— Ты кого-то узнал на фото? — спросил у меня Абдул Муним, когда мы сели.

— Да. Кем вам приходится капитан Сардар Фадель?

— Племянник. Его мать — моя родная сестра. Она скончалась недавно, а отец погиб ещё в 1973 году. Мы его единственные родственники.

— И вы всё про него знаете?

— К сожалению, — кивнул Абдул Муним.

Я попытался найти в реакции этого человека хоть один намёк на театральщину, но не получалось. Было видно, что ему тяжело осознавать факт перехода племянника на сторону мятежников.

— И теперь моим сыновьям придётся биться с ним в Пальмире. Эта война не та, что была с сионистами. Мы убиваем друг друга, Искандер. И самое плохое, что разум многих бойцов, так называемой «сирийской национальной армии» поражён непонятной пропагандой. Позволь я тебе кое-что покажу, — предложил Абдул Муним.

Мы подошли с ним к краю крыши. Он показал мне на длинный бетонный забор на другой стороне улицы. В прошлой жизни я видел такие стены в Сирии. Сейчас они выглядят не менее трагично.

— И это только те, кто погиб во время этой войны. Гражданской войны, — сказал Абдул Муним.

На стене висели фотографии солдат с именами и местом гибели. Молодые и старые, улыбающиеся и серьёзные.

— Не знаю, говорят ли вам, Искандер, но вместе с нашими соотечественниками против законной власти воюют и афганские наёмники. Те самые, которые смогли уйти из Афганистана, когда вы там наводили порядок. Плюс бандиты, плюс огромное число наёмников из других стран.

— Мы это знаем. Иначе бы нас здесь не было.

— И мы вам благодарны. Простой сирийский народ, — сказал Абдул Муним, крепко пожав мне руку. — А что касается Сардара, то он уже не с нами. На севере страны эти его «новые друзья» из «сирийской национальной армии» в одной из деревень заставили женщин и детей встать на четвереньки, ползти и блеять. Мужчин били автоматами и палками, смеялись, плевали на них. В конце всех людей расстреляли.

Что-то мне это всё напоминает. В моём прошлом так зарождались террористические организации, которые терзали Сирию.

— Но живи сегодня — сражайся завтра. Почему бы нам не отведать десерт, Искандер?

— Я не против.

— Кстати, спасибо вам за закрутки. Я скучал по русским маринованным огурцам, — поблагодарил меня Абдул Муним.

Через час Кеша уже не мог ничего есть и пить. Ещё немного и он смог бы нарушить центровку в вертолёте. Меня больше удивило, как он смог столько съесть с повреждённым пальцем.

— Большое спасибо за ужин. Всё было очень вкусно, — сказал я, выйдя с Иннокентием на улицу.

Нас уже ожидал тот самый УАЗ «таблетка» с зашторенными окнами.

— Вам точно хватило? Просто у господина капитана очень хороший аппетит, — переживала мама Аси и Диси.

— Дос… таточно, — сдержал отрыжку Кеша, который еле-еле передвигался.

— Ещё раз спасибо… — сказал я, но прервался из-за звука стрельбы на соседней улице.

Дети, которые бегали вокруг нас, даже не дёрнулись. Будто бы они слышат выстрелы каждый день.

— Не переживайте, Искандер. Соседская семья купила сегодня холодильник. Тут такое часто бывает, — улыбнулся Абдул Муним.

С пустыми руками нас не отпустили. В УАЗ загрузили несколько ящиков апельсинов, лимонов и овощей. На первый взгляд хватит, чтобы со всей эскадрильей разделить. Но главный подарок был не этот.

— Рания! Подожди! — услышал я голос одной из женщин, которая побежала за своей дочкой.

Маленькая девочка целенаправленно бежала ко мне с маленькой игрушкой в руках. Оказавшись рядом, она показала мне её.

Это был мышонок, сделанный из пластика. На спинке игрушки была выбита цена 47 копеек. Смуглая девочка в бело-розовом платье продолжала держать мышонка, предлагая мне его взять.

— Спасибо, Рания! — присел я перед девочкой, взяв в руки игрушку.

— Я