Андрей Круз Цикл "Лучший гарпунщик" - Андрей Круз

— Что за женщины? — спросила она явно для того, чтобы просто выиграть время на размышление.

— Племя Рыбы-Змеи, — ответил вождь. — Воины ходили за добычей к подобным червям. Трусы бежали, смелые подохли, не защитив женщин. Купи, они молодые, сильные. Могут работать, могут радовать мужчин.

— Я не торгую людьми, — чуть справилась с растерянностью Вера.

— Продай тем, кто торгует, — пожал плечами вождь. — Скоро за них не дадут десяти орехов, не то что золота. А если рыбы станет мало, мы их убьем: кто будет кормить пленных в плохой год?

Признаться, последнего пассажа в речи вождя я не понял, в моем представлении молодые и здоровые рабыни вроде как должны быть ценностью в обществах, где работорговля была нормой. Но Вера не удивилась, а вроде как вновь озадачилась. Затем сказана:

— Мы поговорим. Подожди.

— Хорошо, — кивнул вождь. — Товар отдан, женщины стоят золота. Я жду.

Схватив за рукав, Вера потащила меня к трапу, а затем — в свою каюту, где с маху уселась на койку, уставившись на меня заметно испуганными глазами.

— И что делать? — спросила она.

— Ты меня об этом спрашиваешь? — удивился я вопросу. — Я же ничего об этом не знаю. Не понимаю даже, о чем говорил вождь, когда завел разговор про десять орехов.

— Пленным женщинам здесь плохо, — заговорила она. — Домой им уже не попасть никогда, они были на острове врагов и могут рассказать, как там все устроено. В племени Колючего Ската они могут только работать, и то на самых тяжких работах. Пройдет год — и они будут старухами.

— А просто как женщин, если они такие молодые, племя их не использует? — удивился я.

— Люди племени могут спать с женами, но не с рабынями, — объяснила Вера. — Рабыне женой не быть никогда. Если же воин спит с рабыней, он слабнет духом. Покровители племени, духи, в которых негры верят, такого не простят. Лишат или храбрости, или даже мужской силы.

— Получается…

— Получается, что для них лучший выход быть проданными купцам. Они могут креститься и стать обычными людьми, они могут где-то работать, а негритянки часто даже любят идти в дома шлюх. Им кажется, что жизнь там простая и веселая. И молодых такие дома покупают с радостью.

— А в чем ты сомневаешься? — уточнил я.

— Для того чтобы продавать людей, надо иметь лицензию. Если таможня найдет негритянок и узнает, что мы их купили прямо в племени, будут неприятности. Даже судно могут отобрать.

Мне вспомнилась лукавая искра в глазах вождя, когда он говорил о женщинах. И его странный, оценивающий взгляд. Как-то не так все просто в этой истории, как кажется на первый взгляд.

— Вера, скажи, а вождь знает про то, что ты не можешь покупать людей?

Она чуть растерялась, но кивнула:

— Знает.

— А твой отец покупал у него людей?

— Никогда, — сразу ответила девочка.

Я кивнул удовлетворенно, придя к конкретному выводу. По крайней мере, решил, что понял мотивы вождя. И сказал:

— Отказывайся. Скажи прямо, что людьми не торгуешь, и пусть впредь не предлагает.

— Жалко их, — вскинулась она. — Нет страшней судьбы, чем женщине одного племени жить в рабынях в другом. Пусть лучше в трактирные подавальщицы их купят! Так же нельзя!

— Отказывайся, — усмехнулся я. — Все решится само собой, увидишь.

— Если они погибнут в племени, грех будет на тебе, — сурово сказала девочка. — Перед лицом Всевышнего.

— Хорошо, пусть грех, — ответил я. — Но все равно откажись, я знаю, что говорю.

— Пошли, — не тратя времени на дальнейшую болтовню, поднялась с койки Вера.

Вождь словно и не пошевелился с того момента, как мы ушли вниз. Так и стоял в горделивой позе, скрестив руки на груди и высоко задрав подбородок, похожий на бронзовый памятник самому себе. Его телохранитель, все такой же настороженный и внимательный, уперся в меня взглядом темных глаз из-под нахмуренных густых бровей.

— Думала? — спросил вождь.

— Я не покупаю людей, — ответила Вера, к радости моей, вполне уверенным голосом.

Вождь пожал плечами, сказал:

— Нашему племени не нужны женщины, которые не рождены в нем, не посланы духами и не пришли сами. Долго они не проживут.

Взгляд его вдруг жестко уперся в лицо девочки, но она все так же, даже не дрогнув голосом, ответила снова:

— Я не покупаю людей. Если меня на этом поймают, я уже ничего не буду покупать.

— Я понял тебя, — сказал вождь, усмехнувшись. — Теперь узнал, что могу верить. У нас нет женщин, мы сейчас не воюем с червеподобными. А если поймаем их женщин, то не будем продавать тебе. Духи острова да хранят вас до своих границ.

И, не говоря лишнего слова, вождь полез через борт, а следом за ним его телохранитель. Вера же так и осталась стоять на месте с совершенно растерянным видом.

Матросы быстро сбросили с борта тросы, которыми удерживался плоте товаром, и лодки с гребцами начали его медленно оттаскивать от борта. Едва плот отвалил настолько, что появилась возможность маневра, Игнатий махнул рукой Ивану, призывая того на пост — к рычагам и маховикам управления машиной. Где-то в утробе машинного отделения гулко стукнула подключившаяся передача, под кормой забурлило, и «Чайка» медленно двинулась вперед, одновременно круто забирая на левый борт, к выходу из бухты.

— Без происшествий поторговали, — удовлетворенно сказал боцман, почесав в бороде.

— Верно, Глеб, — кивнула понемногу приходящая в себя Вера. — Теперь со смолой до Большого дойти — и можно считать, что расторговались.

— Мы что, прямо сейчас на Большой? — удивился я.

— Нет, сначала на Ската, разгружаться, — ответила она. — Там еще вином загрузимся и уже тогда на Большой пойдем.

Шхуна понемногу набирала скорость, за бортом проплывала высокая зеленая стена берега, с пробивающимися тут и там сквозь зелень клыками серых скал, на вершине одной из которых горел маленький, но очень дымный костерок, у которого стоял человек. Кому-то знак подавали, а вот что сей знак означает, никому не понять. Я спросил у Глеба. Но тот лишь пожал плечами и сказал:

— Что угодно может быть. Но днем нападать на нас не станут: лодки издалека видно, постреляем мы всех. Это ночью здесь беречься надо и на стоянке.

— Я понял.

Когда «Чайка» покинула бухту, ветер подул свежее, и вскоре Иван заглушил машину — на шхуне подняли паруса. А Вера увлекла меня на самый нос, на уже привычное наше «переговорное место».

— Ты как угадал, что женщин нет? — требовательно спросила она.

— Если бы он хотел их продать, то привез бы с собой, — ответил