Шарлатан V - Квинтус Номен

А вот товарищ Булганин сделал по результатам моих занятий кино довольно странный вывод:

— Если институт системного анализа (он так на совещаниях мой «сельскохозяйственный» институт для краткости называл) решит потратить миллиард, то он, скорее всего, на этом заработает не меньше пяти миллиардов, так что пусть товарищ Кириллов сам решает, куда и сколько денег тратить… в определенных пределах, конечно.

Мне об этой сентенции нашего предсовмина рассказала Зинаида Михайловна, и она же сразу уточнила и «дозволенные пределы»:

— Если бы мне еще пару лет назад сказали, что мне официально разрешается влезать в любые авантюры, тобой предложенные, я бы не поверила. А теперь министерству разрешено без согласования с Совмином запускать в работу проекты со сметами в пределах десяти миллиардов, а по согласованию, причем только тех, которые я еще и с тобой предварительно согласовать должна, аж до пятидесяти миллиардов! Это же больше пяти процентов всех расходов госбюджета!

— Ну да, и примерно четверть доходов Минместпрома за год, но ведь запускать проекты вы будете не имея в виду все потратить за неделю или даже за год…

— Да не буду я вообще ничего запускать! Ты бы знал, сколько я нервов потратила только на кино твое дурацкое… хотя да, получилось в целом неплохо. Я только одного понять не могу: как ты этих литовцев выудил? Ты же их языка не знаешь, в Литве и не был никогда… как ты их только нашел, таких талантливых?

— Природа мудра, она наделила отдельных представителей рода человеческого даром речи. А еще, правда более отдельных, наделила и способностью понимать то, что говорят другие…

— Не хочешь говорить — и не надо. И вообще, я тебя пригласила вовсе не за тем, чтобы язык почесать. У тебя же все планы на пятилетку в машинах хранятся?

— Да там пятилетки-то осталось…

— Я и на следующую имею в виду. Вот, посмотри, — она придвинула ко мне дискеты, — тут проекты плановиков министерства по ГАЭС и новым угольным станциям, но они пока что по времени начала строек не раскиданы. Так что, если будет возможность, ты их посмотри и через недельку-другую календарь по их строительству мне занеси.

— А если возможности не будет?

— Тогда… тогда занеси через месяц. Мне же не срочно… но если через месяц не занесешь, то пенять будешь строго на себя, и пенять будешь уже всерьез.

Зинаида Михайловна прекрасно знала, что основным «заказчиком» у моего института (не по части сельского хозяйства) был все же именно Павел Анатольевич, поэтому, когда ей что-то от меня требовалось, она именно «просила помочь». Ну а я все же старался ей нужную помощь оказать, тем более что в последнее время это стало делать гораздо проще. Ведь теперь на машинах института хранилась огромная база данных с информацией практически по всем предприятиям страны, так что для выбора очередного «подрядчика» или для выбора места для очередного нового предприятия чаще всего требовалось лишь грамотный запрос к базе написать. А потом, после получения результатов этого запроса, разобраться, почему «в ответе получилась полная чушь» и запросец слегка так поправить — и у меня теперь этим в основном Лида занималась. У нас в семье даже шутка родилась насчет того, что скоро мы друг друга в магазин или на рынок посылать будем на языке этих самых запросов.

В качестве «прототипа» языка я в свое время, особо не думая, взял SQL, правда используя все же русские слова, а не английские. И на русский я здесь «переключился» не из-за какого-нибудь «квасного патриотизма», а по совершенно другой причине: на русском было проще формулировать как раз «нечеткие» запросы. Ну а то, что обработчики таких запросов выходили на порядки более сложными, меня уже особо и не волновало: их-то уже написали и они прекрасно работали. Причем так хорошо работали…

В МГБ товарищи долго не могли понять, почему непосредственно в языке запросов включена довольно сложная подсистема разделения прав доступа к данным, ведь по их предположениям машины с базами должны были быть полностью изолированными и доступ к ним обеспечивался немногим — и тщательно проверенным — людям. Но практика показала, что «в голову человека влезть все же невозможно» и уже было пресечено несколько попыток получить какую-то информацию лицами, прав на то не имеющими. Ну да, в базы пытались залезть и какие-то электрики, и другие люди «из обслуги» — а о том, что о любой попытке несанкционированного доступа немедленно (и автоматически) извещается «служба поддержки» в моем институте, никто вообще не знал (кроме, понятное дело, этой самой службы и разработчиков некоторых частей системы. Последнее можно было бы и не уточнять: все разработчики как раз в службе поддержки и состояли.

А наличие системы разграничения доступа позволило этот доступ обеспечить и используя наземные линии передачи данных, и даже радиоканалы: например, на орбитальной станции стояла небольшая вычислительная машина, через которую к данным, хранящимся у меня в институте или в Институте космических исследований (или же вообще в Министерстве обороны) можно было доступ получить. Но все же ограниченный, касающейся лишь работы экипажа станции…

А Институт космических исследований был организован вообще в начале года и представлял из себя организацию, никакими космическими исследованиями не занимающуюся в принципе. Это был всего лишь информационный центр, в котором собиралась и хранилась информация со всех институтов (научных), изучающих космос, причем не только советских. Правда, для иностранцев там была создана отдельная база данных, но вот чисто научная информация была доступна (теоретически) по всему миру. На практике доступна лишь тем, у кого были соответствующие «терминальные вычислительные машины» и линии связи — но использование линий телекса обеспечивало доступ в том числе и в США.

Думаю, что янки к нам в базу тоже далеко не всю информацию отправляли, но все же и от них кое-что интересное поступало. Все же янки, сильно раздосадованные отставанием своей ракетно-космической программы и тем, что «Советы первыми поднялись в космос», решили добиться приоритета в исследовании других планет. Насчет Луны у них тоже нас обогнать не вышло, так что они принялись уже за «настоящие планеты» — и гордились тем, что смогли «достичь окрестностей Венеры работающим космическим аппаратом»: советская станция, запущенная полутора годами раньше, сдохла на расстоянии в девять миллионов километров от Земли.