Никогда не отступай - Уильям Форстен

— Только не надо этих квакерских штучек, — бросил ему Буллфинч. — Помнится, было время, когда и ты частенько заглядывал в стакан.

— Послушай, ну проиграл ты битву, и что? Мы все тут были в такой ситуации.

— Возможно, я проиграл целую войну, — проворчал Буллфинч, вертя в руках свою кружку.

— Может быть, и так, — сухо согласился Винсент.

Буллфинч изумленно посмотрел на старого приятеля.

— Если ты ищешь сочувствия, отправляйся за ним куда-нибудь в другое место. У меня есть дела поважнее, мне надо вести войну.

— Спасибо тебе, Винсент, огромное, — горько произнес Буллфинч.

— Тебя застали врасплох, и это может стоить нам поражения во всей войне. Ты должен был отвести свои суда подальше от берега.

— Черт подери, неужели ты думаешь, что я не прокручивал в голове все детали этого боя тысячу раз? Фергюсон ведь возился с идеей подводной лодки и даже предупреждал меня, что Гаарк может заниматься тем же самым. Но я не думал, что все произойдет именно так. И то, как они пробивали нашу броню, — я должен был предугадать это заранее. Я вел себя слишком самоуверенно.

— Ты можешь теперь переиграть все по новой?

— Нет, конечно, пропади оно все пропадом!

— Я потерял счет людям, жизнями которых я сознательно пожертвовал, — глухим голосом произнес Винсент. — Оборона Рима, битва при Испании. Неделю назад у Форт-Хэнкока я бросил в бою нашу батарею, зная, что бантаги уничтожат всех ее артиллеристов, — только для того, чтобы иметь возможность увидеть в действии их броневики, узнать о тактике Гаарка и выяснить, насколько крепка броня у вражеских машин.

Он замолчал и бросил взгляд из иллюминатора адмиральской каюты на опаленные огнем стены Суздаля, которые до сих пор несли на себе шрамы Тугарской и Меркской войн.

— Я произвел подсчет, — продолжил Винсент. Его голос едва доносился до Буллфинча, словно бывший квакер находился за сотни ярдов от этого места. — Отдам сто-двести человеческих жизней, зато увижу, на что способны новые машины Гаарка, как они ведут себя в бою и что мы можем против них придумать… Там был один мальчик из моего штаба, я даже не знал его имени… — Винсент затих.

В каюте повисло тяжелое молчание, нарушаемое только плеском бьющихся о корпус судна волн. Мимо стоящей у причала «Республики» на полном пару промчался один из суздальских мониторов, и флагман Буллфинча закачался на поднятых им волнах.

— Я делаю такие подсчеты каждый день. Жертвую одной жизнью или тысячью. Прикидываю, стоит ли мне отдать полк или дивизию за этот участок земли, который уже завтра опять превратится в бесполезную степь. — Винсент перевел взгляд на Буллфинча. — Ты произвел такой же подсчет и проиграл.

— Я больше всего боюсь того, что это может повториться, Винсент. Боже мой, я видел, как два моих корабля буквально выпрыгнули из воды, а потом их палубы раскололись, как яичная скорлупа. Моих людей разрывало на части, а мне нечем было ответить этим ублюдкам. — Буллфинч вновь потянулся за бутылкой, но его рука замерла на полпути, и он виновато покосился на Винсента. — А теперь очередная спасательная операция, но на этот раз у Ганса не тысяча человек, как в прошлый раз, а пятьдесят тысяч. Тебе не кажется, что у него входит в привычку попадать в такие ситуации?

— Считай не пятьдесят тысяч, а двадцать или тридцать, — отозвался Винсент. — У Ганса была хорошая фора, но бантаги передвигаются на лошадях, а он нет. Последние пятьдесят миль превратятся для него в ад. Он должен будет с боем отвоевывать каждый шаг, не говоря уж о том, что ему придется оставлять позади своих раненых. Вряд ли у него останется больше двадцати тысяч человек.

— Винсент, у меня здесь десять броненосцев и двадцать пять других кораблей. Соединенный флот Суздаля и Рима — это еще около ста торговых судов и несколько старых галер. Возможно, нам удастся разместить на них двадцать тысяч человек, хотя им придется здорово потесниться.

— Когда вы отплываете?

— «Чесапик» уже в пути, — сообщил Буллфинч, показывая на монитор, который только что проплыл мимо флагмана. — Я снимусь с якоря ближе к вечеру. Я уже телеграфировал в Рим, чтобы все их суда выходили в море, наши эскадры встретятся через три дня. Но черт возьми, я все равно не уверен, что мы сможем эвакуировать всех!

— Тогда вам придется кого-нибудь оставить, — хладнокровно произнес Винсент.

— Но ты ведь понимаешь, что в этом случае Ганс тоже останется? В тот раз бедному Григорию пришлось обмануть его.

— Я знаю, — ответил Винсент. — Слушай, Буллфинч, давай не будем раньше времени ломать над этим голову. Мне нужны эти корпуса, они необходимы здесь просто позарез. Как только погрузишь солдат на борт, доставь их в Рим. Если мне не удастся выручить Пэта и Эндрю, нам придется возводить новые укрепления, и там каждый человек будет на счету.

— А что произойдет, если тебе не удастся вытащить из западни Пэта, Эндрю и их парней? — спросил Буллфинч.

— Боюсь, что тогда я стану главнокомандующим, но война будет проиграна, — вздохнул Винсент. — Гаарк займет Рим еще до наступления зимы. То же самое произойдет и в том случае, если мой прорыв окажется успешным, но мы не сможем вывести людей Ганса, потому что тогда у нас не будет резерва. Сейчас я снял с западной границы весь Шестой корпус. Это значит, что для прорыва у меня есть три с половиной корпуса. Я отбываю на фронт сегодня. Четвертый корпус уже в Риме, а остатки Шестого, броневики и дирижабль Петраччи отправятся вместе со мной.

— А если мерки обойдут нас с запада?

Винсент покачал головой и нервно рассмеялся:

— Тогда мы устроим новую битву на Нейпере и задействуем твои мониторы и силы народного ополчения.

— Похоже, мы глубоко вляпались в дерьмо, Винсент, а?

— Именно так, друг мой, именно так.

Гонец осадил взмыленного коня в нескольких ярдах от Эндрю, и полковник инстинктивно сделал шаг назад.

— Бантаги зашли нам во фланг, сэр. Их колонна находится всего в двух милях от наших позиций, и генерал Мак-Мертри просит разрешения отступить.

Эндрю утвердительно кивнул:

— Передайте ему, что встречаемся в условленном месте сегодня вечером.

— Слушаюсь, сэр!

Всадник потянул за поводья, из-под копыт коня взметнулся фонтан грязи, и в следующее мгновение гонец снова мчался по дороге, ведущей обратно в северные леса.

— Иногда мне кажется, что этот ливень ниспослан нам Богом, а иногда — что самим дьяволом, — заметил Эмил, стараясь перекричать свист пара, вырывавшегося из трубы отходящего от станции Порт-Линкольна локомотива. Паровоз тянул за собой состав из двадцати вагонов-платформ, на которых разместились шесть батарей; канониры прятались под передками и кожухами своих пушек, безуспешно пытаясь укрыться от всепроникающего дождя.

По дороге, проложенной рядом с путями, погонщики отводили на запад неоседланных артиллеристских лошадей, большинство животных несли на спинах раненых пехотинцев, которые не могли передвигаться пешком.