Сердце Дракона. Часть I - Кирилл Сергеевич Клеванский

Еще шестеро уже почти накрыли лавиной Хаджара с Эйненом, когда им навстречу понеслась огненная буря.

Хаджар понятия не имел, что именно Кариса попросила у Списка, но это явно было нечто внушительное. Еще недавно вершиной ее мастерства являлось заклинание, призывавшее трех огненных теней в доспехах.

Теперь же, верхом на закованных в броню лошадях, с копьями наголо, навстречу ледяным волкам неслись галопом пятеро огненных воинов. Позади них клубились всполохи пламени от настоящего огненного урагана.

Сама Кариса, обессилев, сползала по стене. Талмуд выпал из ее рук, а по щекам и уголкам рта от перенапряжения текла кровь. Ведьма досуха выбрала свои силы, вложив в это заклинание абсолютно все.

Воины смели и растоптали жалобно скулящих ледяных волков. Надо понимать, что Рагар все равно не нанес удар в полную силу. Он не мог ослушаться приказа своего конунга и оборвать жизнь Хаджара.

Тот, понимая это, прикрыл собой Эйнена, не позволяя противнику направить весь удар на островитянина.

Огненные воины, растоптавшие ледяных волков, понесли совсем незначительные потери. Вместо пятерых к Рагару пронеслись трое. Он встретил их столь сильными ударами кулаков, что от каждого расходилась волна силы. Она сминала камни и оставляла на стенах глубокие впадины.

Все трое наездников вместе с их лошадьми оказались за мгновение пробиты насквозь. Три взрыва на миг закрыли обзор Рагару, а когда дым рассеялся, то ему навстречу уже летело роняющее искры огромное копье.

Созданное из разрядов молнии, оно выпускало разряды электричества. Они ласкали камни, выплавляя в них глубокие борозды. Загорались обрывки бумаги и папируса.

Поджигая едва ли не сам воздух, копье ударило по Рагару.

Рамухан на манер Карисы тоже прислонился к стене. Он тяжело дышал, а с его жезла все еще падали желтые искры.

Северянин с ревом удерживал заклинание. Он обхватил древко копья-молнии. Оно рвалось к его глотке, а он сжимал его все крепче. Копье трескалось. От этого разряды буквально растекались по округе. Они плавили лед, заменяя его на лаву и кипящую воду. Облака пара поднимались все выше и выше.

Как бы ни было сильно заклинание Рамухана, оно так и не смогло даже ранить Рагара.

Но от него и не требовалось…

Не в силах отпустить копье, иначе оно бы действительно смогло пронзить его глотку, Рагар слишком поздно заметил ледяной молот. Вобрав в себя пар и окутавшись в лавовую корку, он пронесся мимо и ударил по спине Арликше.

Теперь уже Тилис, опуская жезл, надеялась, что их план увенчается успехом. Они разработали его, еще когда Хаджар вернулся из своего похода к лагерю Солнцеликого. И только теперь ведьма понимала, почему его финал — удар заклинания по дочери Санкеша, казался ей таким “недоделанным”. Она просто не знала, что в плане принимала участие и третья сторона.

Арликша успела выставить блок, но позади нее из песка уже вынырнул Шакх.

Сверкнули его кинжалы. Со свистом прочертив воздух, они вонзились в основание шеи противницы. Одно неуловимое движение — и вот уже Шакх возвышался над падающим телом. В руках за волосы он держал отсеченную голову убийцы Ильмены.

Позади него лежал Харад, под которым распластались три трупа воинов Санкеша. Последнего бывший глава разведки убил ценой собственной жизни. Воин успел пронзить Харада копьем, а тот, схватившись за древко, притянул врага к себе и отсек ему голову. Но, увидев перед смертью победу Шакха, он уходил к предкам со счастливой улыбкой на лице.

* * *

— Отец… — донесся шепот до Санкеша.

Тот на мгновение застыл, но, так и не обернувшись, продолжил идти вперед. Его дочь оказалась слишком слаба, чтобы справиться в жалкими практикующими? Значит, это была не его дочь!

* * *

В последние мгновения сознания Арликша смотрела на то, как дергалось в агонии ее собственное тело. Мысли путались. Взгляд застилал бледный, холодный туман. А она, будто маленькая девочка, пыталась позвать на помощь отца, но была не в силах пошевелить губами.

Последнее, что она увидела перед смертью, это взгляд Санкеша. В нем не было ни тепла, ни сожаления, лишь разочарование и презрение. Презрение к слабости его дочери…

— Арликша! — выкрикнул Рагар, но было уже поздно.

Голова воительницы, описав дугу, прилетела ему под ноги. Северянин смотрел на человека, к которому относился как с собственной дочери. Он вспоминал, как носил ее на плечах и показывал, как собирать мед. Вспоминал, как учил охотиться в снегах на зайцев и волков. Учил бороться с одним лишь кинжалом против горных медведей.

Как учил танцевать, отваживал от нее слишком скользких парней. Учил драться, петь и варить медовуху.

— Всех вас, — вокруг Рагара закружился снежный буран, — я убью.

Позади него показался призрачный силуэт огромного снежного волка. Хаджар видел подобное лишь второй раз в жизни, но уже знал, что когда адепт призывал свой дух, то его силы утраивались.

— Кажется, нам нужен новый план. — По обе стороны от Хаджара встали Эйнен и Шакх.

Втроем простые практикующие, да и к тому же раненые, они должны были сразиться и одолеть разъяренного Рыцаря духа.

Глава 408

Хаджар бросил быстрый взгляд в сторону ведьм и колдуна. Благо им хватило ума держать позиции подальше от битвы. Несмотря на полное истощение после применения могучих заклинаний, они все еще дышали. Вот только в ближайшие несколько часов толку от них не будет.

Рагар в это время пытался взять свою волю под контроль. На стадиях истинных адептов в игру вступали не только сила идущего по пути развития, но и его сердце. Чтобы контролировать подобные уровни энергии и силы, использовать столь ужасающие техники, требовалось иметь крепкое сердце.

Любая трещина на душевной броне могла привести не только к утечке силы, но и к тому, что удар, направленный на противника, придется по самому использующему.

Смерть Арликши не просто нанесла удар по этой броне, а разорвала ее в клочья. Когда Хаджар смотрел на противника, то видел не пышущего силой гиганта (коим тот и являлся), а истекающего болью от утраты. Энергия сочилась из душевных ран северянина, жидким льдом проливаясь на каменный пол и покрывая его кровавым инеем.

Еще до начала битвы Рагар оказался смертельно ранен, только в этом трое практикующих видели свое спасение.

— Я прикрою, — все в той же спокойной манере (не