Фантастика 2025-185 - Дмитрий Львович Казаков

и все, все – задорная улыбка обворожительной герцогини, тихий смех за спиной, случайно пойманный взгляд Ленни, случайное касание черных локонов – все отдавалось единственным именем: Стефания. Луи рад был, когда танец закончился. Зря он вообще решил танцевать.

– Мой король, – мурлыкнула герцогиня, – вы сегодня так задумчивы. Вот и супруга моего куда-то дели… Признайтесь, что произошло?

– Политика, – вздохнул Луи, – всего лишь политика. Но столь пленительное создание вряд ли станет скучать, пока муж занят государственными делами.

– Ваше величество, – герцогиня округлила глаза, – на что вы меня толкаете?!

Луи улыбнулся в ответ на ее смешок, поцеловал прелестную ручку:

– Всего лишь предлагаю веселиться, не оглядываясь на зануд вроде меня и вашего супруга. Благодарю вас за танец, он был прекрасен, как все, осененное вашим взглядом.

– Пустые слова, – качнула головой герцогиня. – Но совет хорош. Я им воспользуюсь, мой государь.

Оглянулась, привстав на цыпочки.

– Если вы ищете Ленни, – шепнул ей на ушко Луи, слегка развернув, – вон он.

– Благодарю, – насмешливо уронила очаровательница. – Баро-он! Вы не забыли, что обещали мне танец?!

Где же Рада, подумал Луи, почему ее так долго не видно? Взял кубок с вином – знак, что танцевать не готов, и медленно пошел в обход залы, перебрасываясь словом-другим с кавалерами, отпуская дамам привычные, ни к чему не обязывающие комплименты. Веселье шло своим чередом, надвигалась ночь – а утро обещало только заботы, и глупо было не пользоваться последним, быть может, случаем насладиться беззаботной легкостью праздника. Но – не получалось.

Совсем ты скис, твое величество, хмыкнул Луи.

И остановился, услыхав позади родной до боли голос:

– Мой король…

Он обернулся, как оборачиваются навстречу смертельному удару. Да так оно и было – теперь. Упал на пол кубок – уже, по счастью, пустой; дернулись ей навстречу руки.

– Луи… я уж думала, ты меня позабыл.

Тонкие пальцы легли в его ладонь. Легкое прикосновение – тем самым смертельным ударом. Как сказать, что не стало жизни без тебя?

– Почему не приходишь, мой король?

Он все-таки взял себя в руки – да не просто взял, скрутил:

– Не приду больше. Извини.

– Но почему?…

– Я обещал, Стефания. Когда я просил руки Радиславы, она поставила условие – никого больше. – Слова продавливались сквозь горло, обдирая душу в кровь. – Я не мог отказаться, этот союз нужен мне.

– Луи, но… что за бред! Она не могла!..

– Она попросила, чтобы было так, и я согласился. Я поклялся, что так и будет. Стефания, наш с Радой брак – чистой воды политика, но это не значит, что я стану ее обманывать. Она хорошая девочка, и она спасла меня своим согласием.

Зачем он оправдывается?! Разве Стефа этого от него ждет? Оправданий, беспомощных и наивных, недостойных не то что короля – мужчины?! Нечистый тебя побери, Луи, решил рвать – так рви, но не унижай ни себя, ни ее!

– Свет Господень, Луи, о чем ты! Я же вижу… я вижу, как ты смотришь на меня, а как – на эту девчонку! Я чувствую, я знаю – ты бы хоть сейчас ушел со мной, наплевав на нее, на Ленни и на всех прочих! Разве любовь, истинная любовь, не превыше всяких глупых клятв?

Оказывается, и шепотом можно кричать, а он и не знал… Ох, Стефа, прелестная сероглазая баронесса, я и не надеялся, что ты станешь так ждать своего короля. А тебе ведь мигнуть стоит – и будешь выбирать среди доброй половины столичных кавалеров! Луи собрал волю в кулак и ответил ровно, как отвечал бы врагу перед боем:

– Этой – нет.

К чему длить боль, Стефа? У меня было много женщин, но ты среди них – единственная. Лучшая. Желанная. Дурак я был, что не понимал этого раньше. Сегодня я с тобой прощаюсь, прекрасная моя. У меня теперь жена, и я не хочу ее обижать. Я должен стать с ней таким, каким был с тобой; но я не смогу, пока смотрю на нее, а вижу – тебя…

– Ненавижу! – Стефания выдернула пальцы из его ладони. – Будь ты проклят!

И ушла, гордо вздернув подбородок и глядя прямо перед собой. Благосклонно-холодно кивнула молоденькому лейтенанту – надо же, да он, никак, осмелился пригласить баронессу на «пульку»! Луи глядел, как руки кавалера уверенно ложатся на бедра северянки, как, встряхнув локонами, она подстраивается под музыку – и летит, порхает бабочкой, взметывая пышную юбку так, что видна тонкая щиколотка, – глядел, и ему хотелось взвыть покинутым псом. Но разве не сам он этого хотел?

Будь проклята корона!

Луи не помнил, как дотянул до конца бала. Что-то кому-то говорил, улыбался, пил вино… вел прощальный королез об руку с появившейся как нельзя вовремя Радиславой, провожал до кареты герцогиню Эймери, долго стоял на крыльце, подставив лицо холодному ветру. Рада молчала, лишь кивнула, когда спросил, сильно ли утомилась. Ничего, подумал Луи, теперь все. Больше праздников не предвидится.

Насчет «теперь все» он, как оказалось, погорячился. Едва они с Радой остались одни, девчонка уперла руки в бока и заявила:

– Знаешь, Лу, если у тебя хватает нахальства обхаживать любовницу прямо на балу на глазах у всех, так шел бы ты к ней, а?

Несколько мгновений Луи смотрел на жену в полном ошалении – пока до его усталой головы не дошло, о чем, собственно, Рада говорит. А когда дошло – возопил:

– Радка, ты о чем?!

– О ком, – поправила Радислава, и в голосе ее зазвенели льдинки. – О баронессе Стефании Годринской. Знаешь такую?

– Да с чего ты взяла, что мы… что я ее… обхаживал?!

– Не держи меня за дуру, Лу.

Радислава развернулась и ушла к себе. Хлопнула дверь, стукнула щеколда.

– Рада, – позвал следом Луи, – ты же совсем не так все… Ну хоть выслушай, Рада!

Она не ответила. И тогда молодой король понял, что теперь – точно все, потому что нет больше ни сил, ни желания что-то делать и вообще жить. Только усталость, обида и боль.

Он упал на кровать, не дав себе труда раздеться. Сжал зубами подушку, сгреб в кулаки тонкое полотно простыней. Было больно. Больно всерьез, без дураков. А он-то, дурень, всегда считал, что терзания отвергнутой любви – всего лишь придуманная менестрелями сказочка, красивое преувеличение, куча словоблудия на пустом месте…

Рада осталась спать у себя.

СЛУЖБА ВЕРНОГО

1. Поющая гора

Полная луна заливала тропу слепяще-ярким серебром. Серые свечи кипарисов шелестели под ветром, рассыпались искрами звона цикад, и до странности неуместно звучало среди