Темное наследие I. Там, на неведомых дорожках… - Евгений Панкратов

свежевание тушек, вяленье мяса, вязание веревок, пополнение стрел, заточка оружия, лепка и обжиг посуды, плетение корзин и коробов. И так почти неделю. Я понимал, что это надо сделать, по-другому одежду себе не сшить, снаряжение не улучшить, продовольствие не запасти, но происходило все это монотонно и однообразно.

Удовольствия от такой охоты было мало, белки попадались верткие, импы бились током, а из лука я безбожно мазал. При всем при том, дело, хоть и ни шатко ни валко, но шло, минимум по три белки за день я добывал, максимум — по пять. Больше старался не бить, чтоб раньше времени не приучить их к луку. По этой же причине всё время ходил в разные направления от логова, заодно пополняя знания о местности и методически занося все приметные топонимы на угольную карту, которой мне служила одна из стен пещеры; вот такая вот наскальная живопись, потомки найдут, изучать будут, диссертацию защищать, так что я старался.

Свежевать белок-импов мне нравилось в разы меньше, чем охотиться на них. Если на охоте присутствовал элемент азарта, то при разделки все больше накрывала брезгливость. Да и жалко, чего уж там. Белочек, за которыми гонялся, будучи карапузом и с восхищением подкармливал в парках став взрослым, я вспарывал, потрошил, рубил головы и сдирал шкурки. Шкурки я тщательно отскребал от остатков органики, просаливал, группировал мездра к мездре и складировал, придавливая камнями. Мой скорняцкий кремневый нож был великоват для белок, поэтому пришлось сделать пару более мелких резцов из оникса, ими и орудовать было удобнее, и резали они получше.

Свежеваная тушка, что беличья, что импа, была донельза похожа или на крысу, или на кошку, с отрубленной головой так и вообще не определить. Мясо оказалось без изюминки, просто мясом, но без какого-то особого привкуса. Помню, как в первые утку попробовал, оленину — вот это мясо мне пришлось по вкусу. Поэтому беличьи тушки я рубил на куски и варил из них похлебку или рагу. То, что, не съедал, нарезал тонкими ломтиками, отбивал до прозрачности, просаливал, а затем коптил на холодном дыму, либо вялил. Для вяленья соорудил из жердей и веревок что-то вроде растяжек для белья. Над коптильней закреплял мясо, подвешивая его на веревках к импровизированной треноге, установленной на верхушке трубы.

Копченое мясо, сушеные грибы и ягоды, орехи, травы, я хранил в пещере в глиняных горшках, лыковых коробах и корзинах. Несказанно радовало то, что теперь моя пища была соленой.

Все биологические отходы сваливал в селитряницу, туда же справлял естественные нужды. Душок от нее шел уже тот, но толи еще будет.

Бытовые дела тоже оказались по сути механическими — заготовление лыка, варка и чёс крапивных волокон, витьё веревок, изготовление кремневых наконечников и постоянное пополнение запаса стрел. Налепил новой посуды из глины, с различными формами горлышек, для удобства и разных целей.

Случился и творческий момент — браслеты подкинули мне проект усовершенствованного лучка для добывания огня. Схема оказалась проста, но в то же время гениальна. Работало оно теперь по помповому принципу. Для начала я сделал из глины блин-маховик с кулак диаметром и в большой палец толщиной. Проткнул в нем отверстие по центру, обжег. В отверстие вставил деревянное сверло, которым разжигал огонь, так, чтоб маховик заклинило ближе к острому концу. Ко второму, плоскому концу привязал веревочку с двумя свободно свисающими концами, и накрутил эти концы на сверло в противоположных направлениях. Сверло все также ставилось острым концом в ложбинку на ложементе. Затем я тянул за веревочки в разные стороны, что раскручивало его, а маховик давал достаточно инерции чтобы веревочки вновь закрутились вокруг ствола сверла. Я тянул их снова и процесс повторялся. Так, вообще не прилагая усилий, не сбивая дыхания и не стирая ладони до кровавых мозолей я с легкостью получал огонь. Но и это было не все. Я взял палочку в пядь длиной, проковырял в ней по центру отверстие, надел на стержень между маховиком и плоским концом и закрепил веревочки по обоим краям этой палочки-рычага. В закрученном состоянии рычаг поднимался вверх, я надавливал на него, он опускался, веревочки раскручивались, потом скручивались и рычаг опять поднимался. Получилось помповое сверло пригодное как для розжига, так и для сверления отверстий. Вроде и просто, и гениально, и жизнь облегчает неимоверно.

Вторым новшеством стал тяжелый охотничий лук; хотя я и делал его по проекту старого лука, но небольшие изменения были. В этот раз я сушил заготовку подольше, три дня, и обстругивал ее и ровнял более тщательно. Да и саму заготовку взял заведомо толстую и длинную, не стесывал с двух сторон, а оставил D-образное сечение, и еще собирался усилить его, наклеив кожаные полоски и жилы. Веревка все также была крапивная, прочная и надежная. На всякий случай у меня были изготовлены две запасные тетивы. Лук вышел тугой, кило на тридцать-тридцать пять. С натягиванием и удержанием тетивы наблюдались проблемы, зато скорость полета стрелы и ее убойная сила не оставляла белкам шанса, а птиц пробивала чуть ли не на вылет. С таким луком можно и на оленя идти, и на кабана.

Постепенно я начал замечать, что белки всё больше меня сторонятся, словно они как-то рассказывали подругам для чего нужен лук и что за новый зверь с ним ходит. Хотя тушки я прятал в короб и отходил от охоты далеко от логова это не особо помогало. После семи дней промысла я решил взять перерыв. К тому времени у меня была накоплена тридцать одна беличья шкурка.

Дальше надо было решить, что делать — пробовать охотиться на оленей или заняться выделкой шкур и пошивом одежды и обуви. Я склонялся к первому варианту, чтоб второй раз не пришлось этим заморачиваться.

Оленей я видел даже чаще, чем зайцев; ни в тех, ни в других даже не пытался стрелять. В зайцев потому, что было бесполезно, они сидели в кустах до последнего, но потом срывались и начинали так вилять, что о прицельной стрельбе не могло быть и речи. Полагаю их следует ловить силками.

В оленей не стрелял по причине гуманности. Ну не сможет лук такой мощности как мой убить его или нанести смертельную рану. Убежит он, а потом просто будет страдать от раны. Зачем это делать? Если бить, то уж наверняка. Я изучал их повадки и поведение. Почти всегда они меня замечали первыми. Если я шел с подветренной стороны и не таился, то они не спешили убегать, даже видя, что