Японская война 1904. Книга 3 - Антон Дмитриевич Емельянов

— Подбил кого? — спросил Уткин.

— Не видел, — честно признался Семенов. — Наводил-то фейерверкер, а мое дело маленькое, углы считать. Но, говорят, наше орудие поучаствовало в уничтожении аж трех вражеских батарей, так что я и за нашу старую отплатил, и сторицей за долг рассчитался. Пусть и не просто так.

Он указал на ногу, и Уткин только сейчас обратил внимание, что у того нет правой ступни… Когда поезд тронулся, дальше они уже ехали вместе. Пить, правда, приходилось, а то Семенова иначе в поезде трясти начинало, но это только в первый день. Осознав, что рядом есть боевой товарищ, бывший бомбардир быстро успокоился и чем дальше, тем больше приходил в себя. А их поезд тем временем, проехав Харбин, как будто быстрее стал приближаться к России.

* * *

Вчера в Ляоян приехал Линевич, а вместе с ним Мари-Жорж Пикар, тот самый обещанный Казуэ французский посланник. И, черт побери, даже я слышал это имя. Дело Дрейфуса, полковник Пикар — одни из самых ярких имен и событий во французской истории на границе 19-го и 20-го веков. Началось все в 1894 году, когда капитана артиллерии Дрейфуса по почерку обличили в работе на германскую разведку. Доказательства были не самые убедительные, а вот приговор оказался быстр и суров: обвиняемого отправили на остров Дьявола, приковали цепью к его же кровати и оставили медленно гнить в жарком тропическом климате.

Казалось бы, вопрос закрыт за неотвратимой гибелью предателя, но в 1896 году в разведывательном бюро появляется новый начальник, полковник Жорж Пикар. Он находит настоящего виновного, который все эти годы продолжал свою работу, и пытается провернуть назад колеса правосудия, но в ответ лишается поста и высылается в Тунис. Однако борьба уже началась. Эмиль Золя печатает свою знаменитую статью «Я обвиняю», начинается яростная полемика на страницах всевозможных газет и даже просто на улицах — дело становится слишком громким, чтобы продолжать его замалчивать ради чести армии и…

Дрейфус обретает свободу, а Пикар получает обратно должность, денежную компенсацию и славу, которая где-то в ближайшие годы должна принести ему кабинет военного министра. Собственно, к нам он официально приехал не как начальник разведки, а как кандидат на новый пост в правительстве Клемансо, если тот, конечно, сможет скинуть стоящего сейчас во главе Франции Эмиля Комба. Все эти знания помогли мне напомнить самому себе, что у наших союзников большинство интересов находятся все-таки довольно далеко от Азии.

— Мне кажется, если бы французам нужно было выбирать между поддержкой своих интересов в Маньчжурии и возможностью выиграть выборы, они бы, даже не сомневаясь, предпочли второе, — тихо шепнул Огинский, сопровождающий меня на встречу с высоким начальством.

— Насколько я знаю, с самого начала этой войны Франция видела свою роль только в том, чтобы Россия не увлеклась тут слишком сильно и не ослабила себя на западе, уменьшая давление на Германию.

— Именно эту мысль почти каждую неделю доносил до каждого, кто был готов его слушать, Морис Бомпар, — немного неуверенно согласился со мной Ванновский, третий в нашей компании.

Кажется, Глеба Михайловича очень смущало, что он никак не может понять, откуда я столько знаю о столичной жизни. Например, что могло бы связывать меня с чрезвычайным и полномочным послом Франции в России — ведь ничего же общего.

— Просто логика, — ответил я на невысказанный вопрос.

— Тогда… — задумался Огинский. — А как вы думаете, почему Франция решила изменить свое мнение и направить сюда такого человека, как полковник Пикар?

— Если бы мы проигрывали или побеждали обычным путем, они бы даже не пошевелились, — я пожал плечами, вспоминая, как это было в моей истории. — Но сейчас… Мы показываем что-то новое, что могло бы пригодиться и их армии. А еще мы бьем японцев, которые, как известно, копируют немецкие тактики. И тогда наши успехи становятся вдвойне интересны для Третьей республики.

— То есть, вы думаете, Франция просто хочет подсмотреть, как мы воюем? И вы бы стали их учить?

— Не вижу в этом проблемы, — честно ответил я. — Тем более, обученные у нас французские полки потом же закупятся на наших заводах, добавив в карманы простым рабочим не только русскую копейку, но и французский сантим. Лишним не будет.

— То есть вы считаете, что союз с Францией России полезен? В столице многие, наоборот, называют это сближение одной из крупнейших ошибок прошлого царя, — снова вступил в разговор Ванновский, и я невольно задумался, а кто же входил раньше в окружение моего начальника разведки, что он так легко высказывает подобные мысли.

— Эти же люди считают, что нам стоило бы держатся старых союзов с Германией? — немного резко спросил у полковника Огинский.

— Точно, — Ванновский ни капли не смутился. — А вы считаете, что идти за Францией для нас благо?

— Я, как и большинство разумных людей, продолжаю настаивать, что ближе всего России должны быть свои интересы. И тут все просто… В Африке нам с французами нечего делить, в Америке тоже, в Европе между нами лежат Австро-Венгрия с Германией, да и тут, в Азии, между нашей Маньчжурией и французским Индокитаем чего только нет. Благодаря этому мы можем сосредоточиться не на сдерживании, а на общих выгодах, и тут уже от правителей и министров каждой из сторон будет зависеть, кто и сколько получит в этой игре.

— Я понимаю вашу логику, — кивнул Ванновский, на мгновение задумавшись. — Тогда выходит, что с Германий у нас этих противоречий, наоборот, немало. В Европе мы соседи, и некоторые границы до сих пор могут вызывать споры. А тут, в Азии, из своего Циндао Германия, как мы и Англия, тоже целится на Китай.

— Тот же Порт-Артур вместе со всеми его старыми укреплениями тоже строили немцы, думаете, им приятно, что сейчас там висит русский флаг? — подхватил почуявший победу Огинский. — Но давайте дальше. Оставим противоречия, перейдем к экономике. Мы сотрудничали с Германией при Александре II, при Александре III, и разве можно сравнить те темпы роста с той огромной скоростью, с которой Россия растет последние десять лет? Да, есть перегибы, но нужно бороться с ними, а не рубить все на корню.

— Допустим, и тут вы правы, — Ванновский снова не стал спорить. — Однако у меня только один вопрос. А что будет, когда начнется большая война? Что