Patria o muerte - Герман Иванович Романов

— Победа, нужна победа, но не любой ценой, — пробормотал Алехандро, поглядывая на палубу и надстройки броненосца. В том что «коммандос» уже полностью «зачистили» их сомнений не было, все действия были отработаны до автоматизма на макете корабля, его примерные контуры были выложены из земли и бревен с досками, причем засекалось время по секундомеру. Да и на стоящем в кабельтове мониторе «Байи», что заказан был Лопесом два года тому назад как «Минерва», тоже стояла тишина — там действовали, судя по всему, также спокойно. Да и само время для ночного нападения было выбрано с умыслом — когда человеку больше всего спать хочется.

— Оп-па на — началось веселье. Вот стоит только подумать…

Громыхнул взрыв, потом второй — на мониторе началась стрельба. И тут в небо взметнулась алая ракета, и Алехандро живо повернулся к Эмилиано, срывающимся голосом бросил:

— Живо две красные ракеты в небо — мы тоже захватили башни!

Парень тут же схватил две заряженные ракетницы, и с двух рук сделал под углом в черноту ночи два выстрела. Другого сигнала подавать не требовалось — светящиеся алые шары были видны далеко, и теперь можно было не сомневаться, что их заметили на «пирогах», что прятались в протоках и зарослях выше по течению. Так что через четверть часа подоспеют на помощь три сотни морских пехотинцев, и с этой силой совладать экипажи бронированных кораблей просто не смогут, потому, что верхняя палуба захвачена диверсантами, и выпускать никого из «утробы» броненосца они не намерены. И как бы подтверждая его мысли, громыхнули взрывы и на «Лиме Барросе», и где-то внутри, слишком приглушенно. И тут же стали суматошно стрелять в надстройке, и вскоре там прогремели взрывы — из-под палубы стал подниматься серный дым, обеспечить полную герметизацию от такой напасти еще не умели. Порыв ветерка донес запах невыносимой гадости — Алехандро сморщился, сетуя, что нужно было заранее озаботиться противогазами.

— Вонючки' вниз закинули, полдесятка, сеньор альмиранте, люки держим, пусть хорошо надышаться!

Снизу донесся приглушенный голос одного из сержанта, причем злорадный — прорезались эмоции. И оно понятно — внутри нет отсеков, ядовитый дым распространится по всем помещения броненосца, и команде хана, в переносном смысле — адский запашок вызовет повальную рвоту, а слезы начнут лить «крокодиловы». В таком состоянии человек просто физически сражаться не может, у него одно лишь желание остается — глотнуть свежего воздуха и выблевать то чем надышался. Современное «ноу-хау» изготовленное исключительно из местных средств — в поле применять бесполезно, зато сегодняшний случай самый подходящий. На мониторе, судя по всему, тоже применили это ОМП, такой же дымок поднимался, и вскоре кто-то из своих стал размахивать зажженным фальшфейером.

— Эмилиано, зажигай наши, маши ими — там надышались гадостью, монитор захвачен. Удачное начало, а вон и «пироги». Шустро они прибыли, выложились полностью, как «папа» Карло.

Действительно, из темноты стали подплывать лодки, на которых бешено работали веслами. И будь сейчас олимпийская гребля, был бы установлен не один рекорд. На палубу броненосца посыпались вооруженные до зубов морские пехотинцы, раздались ликующие вопли, причем и с монитора орали так, будто там от счастья все с ума сошли.

— Патриа о муэрте! Родина или смерть!

Внизу полевая 12-ти фунтовая пушка Джозефа Уинтворта, заряжаемая с казенной части, и снаряды к ней. Изготовление подобных боеприпасов в середине 19-го века требовало серьезного технологического напряжения. Так что для вооружения массовых армий она не годилась — слишком дорого, хотя по своей эффективности и точности превосходила даже ставшие знаменитыми орудия Круппа. Вверху самое настоящее «ноу-хау» тех времен, которым вооружали броненосцы, фрегаты с корветами и даже береговые батареи — 70-ти фунтовое орудие того же конструктора, которые с удовольствием выставили победители в той далекой от нас Парагвайской войне…

Глава 33

— Стоит только хорошенько прижать любого ярого «унитариста», который заставлял жить других по своим жестким правилам, как он тут же превращается в рьяного сепаратиста. Желает оставить себе привилегии, которые он раньше отбирал у других, преследуя собственные корыстные интересы. Так ведут себя «истинные борцы за демократию»…

Алехандро усмехнулся, разглядывая освещенный утренним солнцем Буэнос-Айрес. Как он рассчитывал, при одном виде парагвайских броненосцев, хунта сразу же пошла на попятную, и в ставку немедленно прибыла делегация. Генерал Уркис требовал капитуляции у строптивой столицы, только маршал Лопес демонстративно объявил, что не желает навязывать аргентинцам свое видение мира, и предпочел бы жить со столичной провинции в добром согласии, по «справедливости», так сказать. А лучше воссоздать своего рода реинкарнацию вице-королевства Ла-Плата, в виде конфедерации, основанной на самостоятельности всех государств, входящих в нее. Только выступающих заедино при любой внешней угрозе, и ведущих экономическую жизнь без ущерба для какой-нибудь страны учреждаемого «альянса». И это можно было бы только принять за благие призывы, каких и до него слышали немало, если бы не одно весьма существенное «но». И оно сильно озадачило пришедших к власти федералистов, хотя мир уже сотрясали социальные катаклизмы, а по странам прокатывались мутной волной революции. Лопес в категорической форме потребовал полное равенство всех граждан Конфедерации перед законом, без ущемления по национальным или расовым признакам, с автономией коренных народов, если индейцы не пожелают принудительно жить вместе с потомками испанцев и европейскими переселенцами. Понятное дело, что рабство как таковое отменялось повсеместно, и любой из них, оказавшийся на землях «Конфедерации Ла-Платы» должен был незамедлительно обрести вожделенную свободу.

Многим влиятельным деятелям Аргентины такая идея пришлась не по «вкусу» — «декларация» была принята ими в штыки. Ведь тогда придется прекратить завоевание Патагонии, где индейцы отчаянно отбивались от новых колонизаторов во имя идеи «великой, объединенной и свободной Аргентины». Но с Лопесом и его парагвайцами связываться не хотелось — ведь гуарани стали первым индейским народом, что вместе с потомками конкистадоров взял на себя управление страной. К тому же свою роль сыграла и политика «Доктора Франсии», что напрямую запретил привычные браки между испанскими семьями, требуя смешанных, где были бы представлены два главных народа — а перечить властному диктатору не решились. Вернее, пытались встать в оппозицию, только для недовольных, которых было немного, скажем так, эти демарши плохо закончились.

Так что «Декларацию» приняли, при этом как унитаристы, так и федералисты, не были ее сторонниками. Но «процесс» пошел, и выступать против народа, поддержавшего