Fallout: Тот, кто бежит по острию - Наиль Эдуардович Выборнов

предстояло преодолеть Дюнное Море — так называли земли, номинально принадлежавшие НКР. Где-то там, кстати, было легендарное Свечение, которое до сих пор светилось по ночам, и которое обходили все, кому была дороги волосы, потенция и жизнь. Не знаю уж, что именно там находилось, но туда врезали грязной бомбой. Похоже, что действительно какой-то секретный объект.

Но мой путь должен был вести в Сан Диего — самый южный из крупных городов НКР. Или, как его называли сейчас, Сияние Дня. Оттуда я планировал отправиться в Могильник, если там никого не найду, то дальше, в Хаб. И так на север.

Вот ведь смешно будет, если кто-то из моих клонов решил вернуться в Нью-Рино. Я этого города избегал бы, как огня, но они были не мной, и это стоило принять. Интересно, что он там сделал бы? Ворвался бы в казино «Акула» и перебил бы всех Бишопов? На самом деле сил у синта-охотника на это хватило бы очень легко. Или превратился бы в вигиланта, который по ночам выходил на улицы города и убивал преступников, всякую мелкую шваль? Черт его знает.

Я сделал еще несколько глотков из бутылки, снова поймал на себе завистливый взгляд мальчишки. Он обливался потом, даже несмотря на то, что над рекой гулял легкий ветерок. Мне проще, я за время своих странствий успел привыкнуть и к жаре, и к холоду. Хотя, может быть, дело было как раз в модификациях Института, черт его знает.

Паром тем временем достиг середины реки. Я смотрел вверх. Где-то там была разрушенная прямым попаданием ядерной бомбы дамба. А выше еще одна, Гувера. И как я успел понять, в ближайшее время готовилась крупная заруба между Легионом и НКР за нее. Как за источник электричества и один из немногих путей в Мохаве, где можно устроить плацдарм для нападения на НКР.

Для обоих государств это была стратегическая цель. Потому что это был идеальный плацдарм для обороны. Есть, конечно, еще и дамба Паркера, но рейджеры пока держались. Хотя они доживали последние дни.

Легион оказался слишком силен. И если у них так поставлена разведка, если мой клон-фрументарий под видом рейнджера несколько лет служил у них, передавая сведения своему начальству… НКР, как ни крути, обречена. Внедриться в бюрократическую машину однозначно будет гораздо проще, чем в строгий военный порядок.

В несколько глотков добив бутылку, я спрятал ее обратно в рюкзак — штука ценная. В каком-нибудь поселении в нее можно будет набрать воды, закрыть крышкой, и вот тебе вполне себе запас воды. У меня, конечно, и так есть, да и гидратор на броне еще полон, но все-таки вода — это очень ценно. Я понял это в Луизиане и Флориде. Там воды куча, она практически везде и, сука, что характерно ни капли для питья. Ядовитая.

Захотелось курить, но я не рискнул. Мне не хотелось вступать в конфликт с соседями по барже. А они наверняка воспримут не очень позитивно то, что кто-то ни с того, ни с сего решил немного потравить воздух. Да и дети опять же. Они, конечно, все в свое время тоже начнут курить, но пока что поберегу их здоровье. Хотя рот уже слюной наполнился и потряхивать начинает. Наверное, от этой зависимости избавиться у меня уже не получится, и никакой детоксин не поможет.

— Дядя, а вы рейнджер? — вдруг обратился ко мне тот самый мальчишка, что завистливо смотрел на меня раньше.

— Тише! — шикнула на него мать. — Не приставай к человеку.

— Нет, малыш, — я присел на корточки. — Я не рейджер.

— А почему вы одеты, как рейнджер? — задал он следующий вопрос, проигнорировав мать.

— Не каждый, кто одет как рейнджер, является рейнджером, — пожал я плечами. — Внешность не всегда соответствует содержанию, парень. Тебе стоит запомнить это.

Он только повел плечами. Не факт, что понял. Я отметил характерные мозоли на его руках. Он явно помогал своим родителям и работал на посадках, уже с такого раннего возраста. Отношение к детям после войны значительно изменилось. Я читал старые книги, и знал, что к детям относились чуть ли не как к высшей ценности. Теперь же все иначе. Девочка — просто недоженщина, мальчик — недомужчина. И они должны помогать родителям, пока их не оженят, и не выпнут в собственный двор, где те уже сами должны будут вести хозяйство.

— Иди сюда, пацан, — решил я.

Он несмело двинулся ко мне. Мать посмотрела на меня неодобрительно, но я, тем не менее, промолчал.

— Умеешь стрелять? — спросил я.

— Ну, из винтовки я уже стрелял, — сказал он и пояснил. — Из пневматики по крысам.

— Уважаемо, — согласился я. — А вот из такого?

Я вытащил из кобуры «девятнадцать одиннадцатый», аккуратно спустил курок, чтобы он не выстрелил случайно. Самовзвода тут нет, так что ничего не случится.

— Нет, — с восторгом проговорил он. — А можно подержать?

— Держи, — я протянул ему оружие.

Мне почему-то стало грустно. Сколько мне сейчас лет? Да, наверное, уже хорошо за пятьдесят, точно я не считал. И ведь я так и не обзавелся ни семьей, ни детьми. Хотя шанс был, если бы не Грабители…

Да, если бы случайности на моем пути сложились чуть иначе, то жизнь наверняка повернулась бы совсем иначе. Вот так вот мы и живем.

Он взял пистолет, с восторгом покрутил его. Потом попытался потянуть на себя затвор, но я остановил его:

— Вот так делать не надо. Особенно без спроса. Хочешь стрельнуть?

— А можно?! — восторг в его голосе стал полным.

— Можно, — кивнул я. — Сперва прицелься… Ну куда-нибудь в воду, вон.

Он вскинул пистолет, его руки дрожали. Непривычно держать такую штуку, она ведь тяжелая, и даже двумя руками ее толком удержать невозможно.

— Локти чуть согни, легче будет, — подсказал я. — А теперь давай, взводи курок.

Он пошел легко под большим пальцем.

— И мягко нажимай на спуск.

Тут же хлопнул выстрел, и пуля выбила из воды фонтанчик. Гильза улетела в сторону, а мать тут же заверещала:

— Ты чему его учишь? Кем он теперь вырастет? Сам, видно, убийца, а теперь еще и моего сына решил?

— На Пустошах надо уметь защищать себя, — спокойно проговорил я, посмотрев на нее. — Да и вообще. Если мы сейчас высадимся, а на него нападут,