Тай-Пен - Дмитрий Шимохин

К исходу второго дня пути сама земля объявила, что легкая дорога кончилась. Мягкие, пологие холмы и равнина уступили место твердой, каменистой почве, дававшей под конскими копытами клубы мелкой, хрустевшей на зубах пыли. Воздух стал суше и заметно холоднее, а на горизонте проступили коричнево-серые острозубые силуэты отрогов Большого Хингана. Ну что ж, похоже, мы приближаемся к цели. «Прогулка» по опустевшему раю закончилась, начиналась охота в горах.

На привале, пока люди разводили костры и поили лошадей, а по лагерю плыл густой запах сытного варева, я приказал снова привести ко мне приказчика. Его подтащили к моему огню, вокруг которого уже собрался весь штаб: Левицкий, Мышляев, Софрон, Лян Фу, казачий хорунжий. Подошел и выздоравливавший Сафар. Ичень Линь все в том же зассанном халате рухнул на колени, не смея поднять глаз от земли.

— Переводи ему, Лян Фу, — начал я спокойно, но так, чтобы толстяк почувствовал в моем голосе скрытую угрозу. — Скажи ему, что я покупаю его жизнь. Цена — честный рассказ о том, что ждет нас впереди. Пусть без утайки расскажет про прииск Тулишена — далеко ли он, каковы подъездные пути, охрана, сколько там работников, — все, что имеет значение!

То и дело бросая на нас затравленные взгляды, Ичень Линь заговорил — быстро, сбивчиво, захлебываясь словами.

— Тай-пен, он говорит, дорога для арб почти кончилась, — ровным голосом переводил Лян Фу. — Еще десять-двенадцать ли по горной дороге, и она упрется в селение Силинцзы. Дальше к приискам — только козьи тропы, где и двоим не разойтись.

— Что за селение? — уточнил я.

И тут выяснилось самое интересное: этот самый Силинцзы оказался не просто какой-то горной деревушкой или простым перевалочным пунктом.

— Это его гнездо. — Лян Фу на мгновение запнулся, подбирая русское слово. — Не деревня — крепость. Его главная база. Там постоянно стоит хороший отряд, не меньше двух сотен бойцов.

Вокруг костра разом стихли разговоры. Левицкий медленно выпрямился, Мышляев, побледнев, отложил в сторону только раскуренную трубку. Двести штыков или, вернее, мечей — это больше, чем весь наш отряд. А если учесть, что они у себя дома, то… То дело становилось до крайности опасным.

— Оттуда, — продолжал Лян Фу, переводя испуганный шепот приказчика, — они ходят охранять прииски.

— Погоди, погоди! — остановил его Левицкий. — Уж не хочешь ли ты сказать, что прииск там не один?

Лян Фу перевел вопрос, и приказчик снова что-то торопливо залопотал, поминутно складывая умоляющим жестом пухлые руки.

— У Тулишэня их много, — мрачнея, подтвердил Лян Фу. — Целая россыпь по горам. Силинцзы — их столица. И сам Тулишэнь… сейчас он должен быть там, в Силинцзы. Обычно он живет в большом доме, ямэне. Оттуда и ездит по делам, то на реку Черного дракона, то еще куда.

В глазах Сафара блеснул холодный огонь.

— Ты уверен? — прошипел он, хватая приказчика за горло.

— Сафар, оставь его! Он и так еле жив от страха! — мягко урезонил я своего сотоварища.

— Да, великий тай-пен, он должен быть здесь! — трепеща и униженно кланяясь, прокричал Ичень Линь. — Летом господин Тулишен большую часть времени живет в своем доме в Силинцзы. Зимой, бывает, уезжает в Харбин, Мукден или даже в Бейпин. Но сейчас лето…

Сафар издал торжествующий рык — похоже, он сейчас был настроен убивать врагов, а не считать их. Мы же с Левицким и Мышляевым встревоженно переглянулись. Картина мира резко поменялась, причем совсем не в лучшую сторону. Мы шли на прииск с полусонной охраной, а пришли на целое гнездо приисков, овладеть которыми можно было, лишь взяв штурмом укрепленную столицу целого разбойничьего государства, во главе которого стоял местный хунхузский князь.

— Он сказал еще кое-что, — добавил Лян Фу в наступившей тишине. — Он говорит, дорога до Силинцзы сейчас оживленная. Торговцы и крестьяне везут в селение припасы. Они могут предупредить их!

Левицкий покачал головой, глядя в огонь, Мышляев мрачно крякнул. Эта деталь могла обрушить наш первоначальный план. Любой торговец, увидевший нашу колонну, мог попросту испугаться и быстрее ветра примчаться в Силинцзы. И наш единственный козырь, эффект внезапности, будет утерян.

— Значит так… — Я медленно поднялся, и все взгляды обратились ко мне. — Планы меняется. Хорунжий!

Василий Афанасьев вскинул голову.

— Твоим людям и нанайцам — уйти в головной дозор. Всех, кто движется нам навстречу — брать живьем. Тихо, без шума. Связывать, рты кляпом, и в кусты. Ни одна душа не должна донести о нашем движении. Ясно?

— Так точно, господин Тарановский.

— Последние десять верст пройдем ночью, в полной тишине. Атакуем на рассвете.

Я обвел взглядом потемневшие лица своих командиров.

— Но и посмотреть на эту крепость надобно. Левицкий, Мышляев, Лян Фу, седлайте коней. И ты, — я ткнул пальцем в дрожащего приказчика, — поедешь с нами. Покажешь дорогу. Проведем разведку, пока еще не село солнце.

Оставив основной отряд в лощине под командованием Софрона, мы выехали налегке. Сафар для верности накинул на шею приказчика петлю, а второй конец веревки небрежно намотал на кулак. Малейшая попытка закричать или бежать стала бы для толстяка последней.

Дорога петляла между каменистых склонов, и вскоре нам пришлось спешиться. Действительно, по пути нам попадались повозки торговцев, но несколько всадников в странной одежде не вызвали их испуга. Конечно, они тоже могут донести, но я надеялся, что хорунжий и его казаки, устроившие на дороге засаду, смогут перехватить их. Дальнейший путь лежал на вершину ближайшей сопки, откуда, по словам Ичень Линя, селение было видно как на ладони.

Привязав коней к иве, мы начали карабкаться по каменистому, осыпающемуся склону. Подъем стал для приказчика настоящей пыткой. Он цеплялся за камни и кусты пухлыми, белыми пальцами, скользил на осыпях, его шелковый халат превращался в лохмотья на цепких ветках дикой жимолости. Он пыхтел, как пробитый кузнечный мех, по лицу градом катился пот, смешиваясь с грязью и слезами ужаса. Но каждый раз, когда толстяк собирался присесть отдохнуть, Мышляев доставал револьвер, и пленник, бледнея и трясясь от ужаса, продолжал путь.

К вершине он вполз на четвереньках и обессиленно рухнул у моих ног, сотрясаясь от рыданий.

Но нам было не до него. С высоты Силинцзы лежал перед нами в уютной горной долине. Выглядело все это