Орден во всю спину 4 - Константин Владимирович Ежов

А утром повёл Лёху и Дауна в школу.

Возле ворот они наткнулись на Ярославу Журавлёву.

– Привет, старшая сестричка, – вежливо улыбнулся Лёха.

– И тебе привет, – оживилась она. – Завтра принесу гостинцев. Твой брат наверняка передаст тебе.

– Ага, – серьёзно кивнул Лёха.

Косой, наблюдая со стороны, ощутил смутное раздражение. С каких это пор они стали так мило болтать?

Журавлёва вдруг поинтересовалась:

– Ярослав, тебя ведь вчера Ульяна учила кататься на велосипеде? А почему сегодня пешком? Не научился?

Косой расхохотался, будто это шутка:

– Да брось, как можно не справиться с такой ерундой!

– Ну тогда почему не приехал на велике? – нахмурилась она.

Косой замялся, потом с самым серьёзным видом сказал:

– Отдал велосипед на ремонт.

Журавлёва заморгала и явно не поняла, о чём речь.

Косой ляпнул про "техническое обслуживание велосипеда" и сразу понял, что что-то не так. Но поздно – Ярослава Журавлёва уже держалась за живот, согнувшись пополам у ворот школы. Смех у неё был звонкий, почти заразительный – прохожие оборачивались, думая, что она с ума сошла.

– Чего тут смешного? – буркнул он, нахмурившись, и прошёл внутрь, оставив её хохотать под ясным небом.

В классе оказалось ещё хуже. Сели они рядом, на последнюю парту, и Журавлёва теперь изо всех сил старалась не смотреть на него – иначе снова сорвалась бы на смех. Плечи у неё всё равно подрагивали.

– Ну и что такого смешного? – спросил он, не выдержав.

– Да признай ты уже, что не умеешь кататься! – фыркнула она. – А то выдумал оправдание похлеще школьного сочинения.

– А что? – искренне удивился Косой. – Я у Ланского спросил, почему его тачки не видно, а он сказал, что сдал в сервис. Ну я и подумал….

– Господи! – Журавлёва закатила глаза. – Он машину чинит. У неё масло, фильтры, свечи. А у твоего "коня" что, масло менять надо? Или колодки тормозные по регламенту?

Косой покраснел, поняв, где прокололся. Велосипеды, оказывается, "в сервис" не возят. Это издержки бедности: не знаешь элементарного, потому что опыта нет.

Он упрямо поднял брови:

– Ну и пусть! Даже если я не научился с первого раза, что такого? Ты-то сама небось тоже сразу не поехала.

– Ошибаешься, – совершенно серьёзно заявила она. – Села и поехала.

Косой чуть не поперхнулся. Секунду даже подумывал, не воспользоваться ли свитком копирования навыков, чтобы срисовать у неё умение. С его-то везением, у неё наверняка "уровень мастер". Но на всякий случай спросил во Дворце:

– Каков её навык езды на велосипеде?

– Отсутствует, – безжалостно прозвучал ответ.

Он обернулся и уставился на Журавлёву в полном недоумении. "Вот это да, ещё и врёт как дышит".

Идиому – "не писать черновик" – он впервые встретил в классе. Потом уточнил у учителя, откуда взялось выражение. Тот объяснил, что раньше было "нести чепуху", а теперь пишут "писать черновик". Одним словом – когда человек несёт ахинею, не думая.

С велосипедом разобрались, но Косой сделал вывод: с этой девчонкой лучше всё проверять дважды.

Вскоре прозвенел звонок. Вошёл новый учитель математики – высокий, сухой, в очках – и объявил медленным голосом:

– Временно буду вести у вас алгебру и начала анализа. Сегодня – вероятность.

Для Косого это был тёмный лес. Он и раньше-то. А сейчас тем более. Всё, что он слышал, превращалось в белый шум. Он понимал одно: нужно догонять программу самому, иначе на экзаменах труба. Ульяна как-то сказала ему, что экзамены близко, и если работать, за год можно пройти весь курс. А если напрячься по-настоящему – и за полгода. Косой ухватился за эту мысль, как утопающий за бревно: университет казался ему светом в конце тоннеля. Тем боле можно ведь во время "сна" сидеть во дворце и заниматься, да и смотреть за окружающим. Кстати караул от Проныры больше был и не нужен, если разобраться.

Он уже собирался углубиться в тетрадь, когда заметил: Журавлёва банально спит, положив голову на парту. Тихо сопит, как дома под одеялом. Косой черкнул на клочке бумаги:

"Ты вообще учиться собираешься? Зачем в школу ходишь?"

Она лениво приоткрыла глаза, прочла и нацарапала в ответ:

"Я сюда спать хожу."

Он снова сунул ей листочек:

"А дома нельзя спать?"

"Здесь удобнее," – ответила она.

Косой чуть не рассмеялся. Но записки он писал не ради балагана. Хотел убедиться, что именно она подкинула ту странную бумажку у порога их лавки. Только вот Журавлёва явно это чувствовала и нарочно меняла почерк.

Он задавал глупые вопросы:

"Где тут можно нормально поесть?"

"Какие ещё виды транспорта не нужно сдавать в сервис?"

"Что ела на ужин?"

Она отвечала, как ни в чём не бывало, сохраняя каменное лицо. Они сидели рядом, почти плечом к плечу, и одновременно играли в глупую игру – проверяли друг друга, изображая невинных идиотов.

Записки, которыми они обменивались, были пустяковыми и почти бессмысленными, но Ярослав упрямо верил – Ярослава Журавлёва рано или поздно сорвётся и перестанет играть свою роль.

Однако терпения у неё оказалось больше, чем он ожидал. Лишь после длинной цепочки бумажек, исписанных торопливыми каракулями, она наконец изменила почерк и вывела уже свой настоящий, привычный почерк.

"Это я подсунула записку под дверь магазина. Хватит юлить, переходи к делу!" – не выдержала она и открыла карты.

Косой тут же нацарапал ответ:

"Значит, ты сказала мне не оставаться здесь только потому, что боялась: вдруг я узнаю, что ты украла моё имя?"

Но Журавлёва решила оборвать переписку и, не моргнув глазом, спрятала лицо за книгой.

В этот момент в тишине класса раздался скрипучий голос старого учителя математики:

– А вы там, на задней парте, прекратите перебрасываться записками.

Соседи по классу повернули головы. Взгляды многих остановились на парочке – в воздухе повисло любопытство. Учитель прищурился и спросил:

– Ну-ка, как ваши имена?

– Я – Ярослав Косой, – отчеканил один.

– А я Ярослава Косая! – весело добавила Журавлёва.

Старик нахмурился:

– Думаете, я похож на дурака?

Косой ощутил, как кровь бросилась в лицо – и обиду, и неловкость, и злость.

Тут с первой парты донёсся чей-то шёпот:

– Учитель, у них правда одинаковые имена.

– Верно, так и есть… и они не борат с сестрой, – подтвердил другой ученик.

Учитель нахмурился ещё сильнее, не веря своим ушам. Он даже дошёл до отдела