Пушинка в урагане (Контуры нового мира). Часть 2 - Сергей Юрьевич Ежов

Потом они поставят на своё детище моторчик, а когда подрастут ещё, я расскажу им о газотурбинных и турбореактивных двигателях. Не знаю, какое дело мои сыновья выберут себе в жизни, но в любом случае я обеспечу им полнейшую поддержку в начинаниях.

В общем, как выяснилось, слухи о благотворном воздействии на усыновителей приёмных детей подтвердились: у нас будет собственный ребёнок, и надеюсь, не единственный.

* * *

Поезд домчал нас до Мценска, и на перроне состоялась торжественная встреча августейшей семьи лучшими людьми Орловской губернии. И мне и моей семье слушать все эти верноподданнические речи привычно и скучно, но нужно терпеть: почти для всех встречающих это единственная в жизни возможность своими глазами увидеть монарха и его семью. Детям я лично объяснил смысл этих встреч, поэтому никто не капризничает и не шалит, хотя для Пети и Надюшки такое спокойствие плохо переносимо. Живые они у меня, подвижные как ртуть, но и понятия дисциплины усвоили превосходно.

Как всегда такие встречи сопровождаются награждением достойнейших людей губернии: на этот раз в первом ряду стоят гражданские и полицейские чиновники, врачи, инженеры, мастера и рабочие заводов и фабрик Орловской губернии.

Иду вдоль строя, губернатор зачитывает имя и род деятельности награждаемого, я пожимаю руку и вручаю грамоту на награду, а государыня-императрица лично прикалывает награды на грудь. Обращаю внимание: когда я пожимаю руку очередному кавалеру ордена, народ замирает, зато когда Ирина Георгиевна прикрепляет награду — раздаётся общий вздох, как будто облегчения или восхищения. Почему так? Потом полюбопытствую, сейчас не время.

Ну ничего. Нужные слова сказаны, достойные люди обласканы и мы грузимся в автомобили и автобусы, приехавшие на другом поезде, за сутки до нашего. Мы с Ириной Георгиевной и сыновьями садимся в одну из машин, а дочери с фрейлинами — в другую.

Уже в машине Серёжа огорошил меня вопросом:

— Папа, а почему к показу мирной техники ты готовился как к очередным военным манёврам?

Петя тут как тут, с интересом слушает, что я буду отвечать. Ирина Георгиевна молча улыбается нам. Она любит слушать, как я беседую с сыновьями, уж не знаю почему ей это нравится. А я серьёзно и обстоятельно, не употребляя сложных слов, отвечаю:

— По той причине, сыновья, что сельское хозяйство не менее важно для государства чем промышленность, образование и армия. Без армии нас всех тут же завоюют, и это очевидно. Без промышленности армии будет нечем сражаться, от безоружных, как вы понимаете, мало проку. Без образования нас ждёт та же беда, только ещё скорее — посмотрите с какой лёгкостью передовые страны подчиняют себе дикарей. А без сельского хозяйства мы просто умрём от голода.

— Понятно. Но в других странах, в том числе и развитых, отношение к крестьянскому труду скорее презрительное.

— Полагаю что это пережиток ещё времён рабовладельческого общества: тогда на земле трудились бесправные смерды и рабы из числа покорённых племён. Сейчас это отношение уходит, но кое-где ещё сильно, и всего сильнее в Польше, где недорезанные паны именуют крестьян быдлом, то есть тягловым скотом. Надо признать, что хоть и мизерная, но доля правды в их словах имеется: крестьянский труд ужасно тяжел, и никак не способствует развитию высокого интеллекта.

— Папа, скажи честно, ты тоже так относишься к крестьянскому труду?

Я задумался. Если честно, то я действительно плохо отношусь к крестьянскому труду: он высасывает из человека все соки, и трудящийся крестьянин уже к пятидесяти выглядит на все семьдесят, а женщины-крестьянки вянут и того быстрее. Может быть в раю им это и зачтётся, но смогут ли они оценить райские льготы? Крестьянский труд, что уж врать перед самим собой, изрядно отупляет и ограничивает человека. Но такие слова произносить нельзя. Не педагогично. Отвечу по-другому:

— Дорогие мои мальчики, мы с вами люди неглупые, и поставившие себе цель смотреть далеко вперёд. Это верно?

— Да, папа.

— Сразу вам скажу, что крестьянский труд чудовищно тяжел, и я глубоко сочувствую людям, которые им занимаются. Это значит, что мы обязаны по мере сил и возможностей облегчать участь крестьян, правильно? Давайте посмотрим вперёд, лет хотя бы на триста-четыреста, и обратим внимание на средства производства и тех, кто с ними взаимодействует. Как вы думаете, за последующие века они изменятся?

— Без сомнения, изменятся.

— Для примера я возьму станки для изготовления болтов и гаек, которые демонстрировали нам в Политехническом институте. Петя, опиши мне принцип действия.

— К обычным токарным станкам сделаны механические многопозиционные копиры, которые позволяют производить до семи операций с обрабатываемыми деталями: зажим и центровка, грубая обработка, точная обработка, съём обработанной детали и сброс её в контейнер.

— Правильно. И сколько человек обслуживает теперь станок?

— Один человек на пять станков.

— Правильно. А можно человека заменить на какое-то устройство?

— Можно, но пока излишне сложно.

— И это верно. То есть, механические приспособления имеют некоторый предел своего применения, не так ли? Теперь вернёмся к крестьянскому труду: сейчас нам покажут машины, которые избавили крестьянина от самого тяжёлого труда: вспашки и обработки земли и уборки урожая, а также последующей обработки зерна, овощей и чего угодно ещё.

— Ты хочешь сказать, что сельскохозяйственные машины в будущем получат управляющие приспособления и станут работать самостоятельно? Но как?

— Серёжа, тебе говорили, что ты очень умный мальчик? Говорили? Ещё раз тебе это сообщаю, только смотри не