Адвокат Империи 12 - Ник Фабер

— Тогда я прошу вас занять свои места, — произнёс судья.

Мы так и поступили, вернувшись за свои столы. Бросив короткий взгляд в ту сторону, где сидели землевладельцы, я заметил, как некоторые из них тихо переговаривались друг с другом. Жаль, что я не мог чувствовать эмоции всех, а только двоих из них. Но вроде бы, если верить собственной силе, они, если и не были на нашей стороне, то сейчас испытывали, скажем так, нечто нейтральное.

— Похоже, что всё не так плохо, — негромко сказал я сидящей рядом со мной Анне. — Не переживайте. Мы пока ведём по очкам.

Женщина лишь кивнула, ничего не сказав. А вот Лора явно испытывала больше энтузиазма.

— Отлично выступил, — шепнула она мне. — Если всё пойдёт так и дальше, то мы их прикончим.

— Да, — неохотно согласился я. — Если так будет и дальше, то да. Добьём.

И повернулся к Анне.

— Вы всё ещё не решились? — спросил я её.

— Я боюсь, что если сообщу о беременности, то это поставит моего сына под удар, Александр, — негромко произнесла она, и в её голосе слышался искренний страх.

— Анна, сейчас мы ведём в деле. Судья, может, и не на нашей стороне, но у них уже больше, чем нужно, поводов признать любые требования Генри не имеющими оснований. Если станет известно, что вы носите под сердцем законного сына Эдварда Харроу, то это может склонить чашу весов на нашу сторону…

— Я же говорила вам, как здесь относятся к бастардам, Александр, — напряжённо напомнила она. — Они не имеют права претендовать на наследство.

— Да, я помню, — не стал я спорить. — Но поймите и вы. Это наш лучший шанс не только полностью выиграть дело, но и узаконить вашего сына как полноправного наследника. Поймите, что мы сейчас…

— Ваша честь!

Я резко повернул голову вправо. Захария поднялся из-за стола. Если не ошибаюсь, то когда я последний раз посмотрел в их сторону, то он о чём-то ругался с Генри.

— Я хотел бы обратиться к уважаемому суду и наблюдателям из числа землевладельцев, чтобы сделать заявление, — произнёс Смит. — Если позволите.

— Позволяю, — сообщил судья. — Но только в том случае, если на то есть соответствующая причина.

— Она имеется, — мрачно произнёс Захария. — До настоящего момента стороны настаивали на том, что Анна Харроу — законная наследница покойного Эдварда Харроу, землевладельца Харроу. Они использовали всё, что было в их распоряжении. Ссылались на бумаги, документы, даже древние нормы права, чтобы убедить вас в её принадлежности к этому роду, чего нет на самом деле. Но что, если всё это было построено на фундаменте из отвратительной и мерзкой лжи?

Сука…

— Так и знал, — тихо прошипел я.

— Что…

— Они решили разыграть эту карту, — негромко сказал я ей.

Смит же протянул приставу папку.

— Я предоставляю суду заверенные копии архивных документов Российской Империи, согласно которым Анна Харроу на самом деле является Анной Измайловой, поданной Российской Империи. Она никакая не Холлт, как бы вас не пытались убедить в обратном. Более того, она обвинённая в предумышленном убийстве имперского аристократа и долгое время считалась мертвой. Теперь же у нас есть документы, доказывающие, что эта женщина и та, что сейчас сидит здесь — один и тот же человек.

Захария повернулся в нашу сторону и указал на Анну рукой, будто инквизитор, желающий обвинить женщину в колдовстве и уже разжигающий костёр у её ног.

— Анна Харроу не только изменила имя, но и инсценировала свою гибель, чтобы скрыться от справедливого правосудия. А затем, под ложным именем, вошла в доверие к Эдварду Харроу — мужчине благородному и одинокому. Она завладела его состоянием! Наследие дома Харроу — это не просто земля и капитал. Это честь! Это происхождение и имя! И сегодня это имя пытаются увековечить за женщиной, которая скрывала свою личность, своё преступное прошлое и, возможно, свои истинные мотивы.

Слушая его, я не смог не посмотреть на Анну. Её лицо побледнело настолько, что мне едва не стало страшно за её здоровье.

— Мы просим суд признать, что лицо, именуемое «Анной Харроу», не имеет морального и юридического права наследовать титул и землю семьи Харроу, — потребовал Захария. — Она — не наследница. Она — беглянка и убийца!

— Протестую, ваша честь! — Лора вскочила со своего места с такой скоростью, что я даже не заметил, как она оказалась на ногах. — Попытка ввести в дело документы, касающиеся предполагаемого, я ещё раз это повторяю, предполагаемого преступления, якобы совершенного за пределами юрисдикции Конфедерации бог знает когда, не имеет отношения к предмету разбирательства! Это прямое отвлечение суда и давление на восприятие сторон, не имеющее юридической силы. Сторона истца не доказала ни подлинность документов, ни их связь с предметом дела. Мы настаиваем на признании этих действий недопустимыми в рамках настоящего процесса и…

— Ваша честь, — спокойно и расчётливо перебил её Смит. — Прошу зафиксировать, что сторона защиты первой прибегла к представлению новых доказательств в ходе слушания. И, заметьте, сделала это без предварительного уведомления, без процессуальной подготовки и ссылаясь на доктрину необходимости. Мы поступаем точно так же и лишь следуем прецеденту, который они сами же и установили.

— Сторона оппонента предоставляет материалы, касающиеся прошлого, не имеющего отношения к правам, зафиксированным в документах Эдварда Харроу, — следом за ним сказал я, чтобы дать Лоре «передышку». — Юридическая связь с землёй установлена при жизни дарителя, и никакое вымышленое «раскрытие личности» не может аннулировать правовые последствия принятых решений. Если истец желает поднять вопрос преступления, пусть делает это в соответствующем суде — и в соответствующей юрисдикции.

В целом, я считаю, что это была хорошая попытка. Мы довольно точно надавили на слабое место в этой их стратегии, но… Я хорошо понимал, что этим наш противник не ограничится. У него имелась дверь и он собирался в неё войти. А затем громко хлопнуть.

— Я настаиваю на том, что если суд допустил документы, полученные за пределами установленного порядка, то по той же логике должны быть допущены и наши материалы, — источая железную уверенность заявил Смит, продолжая неумолимо гнуть свою линию. — Выборочное правосудие в зале суда невозможно — закон не терпит избирательности.

Повернувшись в нашу сторону, Захария позволил себе почти