Сын помещика 3 - Никита Васильевич Семин

— Благодарю.

К этому моменту мужчина уже успел распорядиться, чтобы принесли сумму моего гонорара. Там оказалось даже чуть больше изначально обещанных двухсот рублей серебром, но это я прикинул лишь на глаз.

— Надеюсь, мы еще увидимся как-нибудь, — сказал он, передавая мне деньги.

— Буду рад продолжить наше знакомство, — кивнул я персу.

— Можете смело оставлять свои послания для меня Али, если у вас будет на то желание.

Раскланявшись с Фаррухом, я наконец покинул особняк. Договариваться о чем-то дополнительно сейчас не было ни сил, ни желания. Да и спешить в этом деле не стоит. Еще за торопыгу примут. К тому же конкретных предложений прямо сейчас у меня не было, а сам контакт с персом уже установлен. Он сам дал добро к нему обращаться при случае. Большего пока и не нужно.

— Все хорошо, барин? — вскинулся задремавший на облучке Митрофан.

— Да, поехали обратно.

Пелагея уже спала, когда я вошел в комнату. Кровать и здесь была лишь одна, но сейчас это уже не было проблемой. Быстро скинув одежду, я залез под одеяло, пододвинув девушку, и тут же провалился в сон.

— Это было неизбежно, — прикрыв глаза, усталым голосом произнесла Ольга Алексеевна.

Только что Евдокия закончила подробный доклад, что происходило в поместье, пока женщина ездила проведать могилу отца. И в самом конце упомянула о том, что молодой господин теперь спит почти каждую ночь со своей служанкой.

— С самого начала я чувствовала, что так все и закончится. Теперь скажи — что сама эта девка планирует дальше? Может, обмолвилась о чем-то? У нее есть планы на Романа?

— Только получить образование с его помощью и выйти замуж за мещанина с высоким чином.

— А она не промах, — желчно рассмеялась помещица. — Еще и вольную хочет получить от моего мальчика. И ведь получит, тот ей не откажет. Сам-то Роман об этом знает?

— Да, барыня. Он и вашу дочь для обучения Пелагеи уговорил помочь. Она дает ей уроки этикета.

— И Люду на это подбил? — вскинулась Ольга Алексеевна. — Ах она стерва-то какая! Змея подколодная! Решила из нас все соки выжать, чтобы в люди выбиться⁈

Глаза женщины потемнели от гнева. Будь Пелагея сейчас в поместье, то Ольга Алексеевна в порыве злости могла и забыть про свое обещание ее не трогать.

— Ладно, — спустя долгих пять минут, устало выдохнула она. Плечи женщины опустились от бессилия. — Ладно, черт с ней. Еще подумаю, как бы ее от Ромы моего убрать подальше. Может, самой ей вольную написать? Прямо сейчас?

— Грамота о ее крепости у молодого господина. Она в его власти, — сочла нужным напомнить Евдокия.

— Зря Сережа тогда на поводу у нашего сына пошел, — горько сказала помещица. — Теперь вот пожинаем плоды своей мягкосердечности. Все, ступай. Или еще что серьезное есть?

— Более ничего, барыня.

Евдокия покинула Ольгу Алексеевну, а женщине впервые захотелось выпить вина. Не по празднику, а с сильной тоски. И от чувства бессилия и обреченности. Терять сына она не хотела. Но и против этой девки сильно не выступишь теперь — иначе тот точно соберет вещи и сбежит. И что делать дальше она не знала, вот и хотелось ей выпить. Сильно. Много. Может, хоть тогда накатившее чувство некоей обреченности отступит.

Утром я встал много позже, чем обычно. Пелагея уже давно была на ногах и занималась завтраком. Сделав зарядку по сокращенному варианту и без обливаний, я позавтракал, убедился, что и Митрофану отнесли поесть, после чего через домовника отправил сообщение для госпожи Совиной, что готов встретиться с остальными клиентами, если у них не пропало желание приобрести свой портрет. Попутно и деньги пересчитал, что мне вчера Фаррух отсыпал. Я оказался прав, перс к изначально заявленным двум сотням рублей серебром добавил еще пятьдесят. Нехило с одной картины-то!

Уже через час Екатерина Савельевна прислала мне письмо, в котором заверяла, что все заказчики от своего желания не отказались и уже сегодня после полудня меня ожидает первая из них. Как женщина распределяла заказы, я понятия не имею, но мне то было и неважно.

С Александрой Васильевной Совина познакомила нас в кафе. Это была женщина в годах, желающая получить свое изображение, на котором она была бы еще юной красоткой.

— Делать фотографию кистью мне не надо, — отмахивалась дама, — для того достаточно просто сходить к фотографу. И времени меньше займет и дешевле. Но вот когда я была еще юной и молодой, фотокарточек не было. А оставить после себя такую память хочется.

Госпожа Рюмина была женой купца. Тот лишь недавно, всего-то восемь лет назад, вышел на такие обороты, что мог позволить своей супруге потратить такие крупные деньги. При том что слава у него по городу со слов Екатерины Савельевны шла как о скупом и прижимистом человеке.

Заказ интересный, и даже в разы сложнее, чем был у перса. Как уж эта купчиха вышла на Совину, или скорее наоборот — как сутенерша смогла сойтись с женой уважаемого человека, для меня загадка. Но вспоминая, как она вела себя в присутствии отца, то все же особого удивления ее способность подать себя и свободно общаться с высшими слоями общества не вызывает.

Самым сложным в работе над портретом Александры Васильевны было уловить те черты ее лица, которые почти не меняются со временем и являются характерными конкретно для нее. То, что и позволяет нам даже спустя годы разлуки легко узнавать человека несмотря на приобретенные морщины и изменившийся взгляд. Поэтому над лицом я работал долго. Почти час — и это лишь для создания наброска!

— Посмотрите, узнаете себя? — отошел я от холста, когда закончил набросок.

Наносить краски сразу я не решился.

Женщина медленно и с внутренним трепетом подошла к мольберту. Обошла его и взглянула на холст, после чего судорожно вздохнула.

— Да… это я… когда-то…