Рожден быть опасным - Дмитрий Сергеевич Самохин

Минут пятнадцать мы бежали по новому пути, пока туннель не вывел нас в зал с высокими потолками, украшенными лепниной. Мы остановились и взобрались на платформу, загроможденную старинными вагонами, приспособленными для жизни. По платформе разгуливали бородачи. Горели костры, готовилась еда в котлах, стоящих на огне.

Мы приблизились к одному из вагонов, который перегораживал середину платформы. Из вагона вышел мужчина в камуфляже с обритой наголо головой и без растительности на подбородке. У него не было бороды. Только усы. Тоненькая полоска на верхней губе.

— Добро пожаловать к нам, Идэал, — поприветствовал он.

Сопровождающие отпустили меня, и я рухнул на мраморный пол. Холодный мрамор дарил наслаждение разгоряченному телу.

— Я был нэсколько лучшэго о тэбэ мнэния, — сказал усатый, смерив меня скептическим взглядом.

— Извини за то, что не оправдал твоих надежд.

— Как жэ тэбя угораздило попасть в руки моих рэбят?

— А мне стало любопытно, кто это так моей скромной персоной заинтересовался, — честно признался я. Усатый расхохотался.

— Помогите ему.

Двое бородачей подхватили меня, вздернули на ноги и проволокли вслед за усатым внутрь вагона. Тут царила роскошь. Ковры, диваны, устеленные мехами, и оружие. Много оружия. Оно сразу же бросалось в глаза.

— Устраивайся поудобнэй, — предложил усатый и указал на одну из дальних подушек.

Куда меня тут же сгрузили, словно куль с грязным бельем.

— Какой невежливый прием, — проворчал я.

— Ну, уж извини, Идэал, положэниэ диктуэт. Так сказать, — усатый ухмыльнулся, — воэнноэ положэниэ обязываэт.

— Что это за место? — поинтересовался я.

— Мэтро. Был раньшэ такой вид транспорта. Поэзд под зэмлой. Ужэ сто лэт, как им никто нэ пользуэтся, — пояснил усатый и продолжил: — Мы вообщэ‑то тебе нэ враги…

— Интересно, кто же тогда? — пробормотал я.

— Мы… Ну, давай назовэм наши отношэния возможным дэловым сотрудничэством.

— Не люблю я возможные, а тем более деловые сотрудничества, — проворчал я. Нечто подобное я и ожидал.

— А чтобы ты прэдставил всю сэрьйзность наших намэрэний, пэрэд тэм как сдэлать прэдложэниэ, я хочу показать это.

Усатый хлопнул в ладоши. В вагон вошел бородач. Усатый кивнул ему. Бородач удалился, а через минуту вкатил в нашу часть вагона маленькую плазменную панель с видеоплеером. Бородач нажал на аппарате кнопку «play», включил панель и удалился.

— Как тэбэ угодно, Идэал, одному посмотрэть или мнэ остаться? — с ехидной усмешкой спросил усатый.

Я не ответил.

Усатый посидел еще минуту и все же удалился.

И почти тут же плазменная панель проявила изображение, потрясшее меня не меньше, чем собственное рождение, которое, кстати сказать, я не помнил. Я увидел привязанную к стулу Ренату Музыкантскую. Ее окружали бородачи. Рот заткнут кляпом. А фоном композиции служила какая-то явно нарисованная виртуальным художником панорама. Кипел водопад, росли пышные джунгли. Все было живое и неестественное. Один из бородачей вынул кляп изо рта Ренаты. Она попыталась его укусить, и он наградил ее пощечиной. Рената плюнула смачно. Промазала. Жаль.

Вот уж чего я ожидал меньше всего так это того, что Музыкантская в руках «первоземельцев».

Рената открыла рот и стала что-то говорить, но звука не было.

— Я думаю, дэмонстрации достаточно.

Усатый вернулся в вагон. Он отключил плеер и уселся напротив меня.

— Что вам надо? — спросил я.

— Нам нужэн ты, — ответил он. — Стали бы мучаться и хоронить столько людэй, чтобы потрэпаться с тобой за жизнь.

— Каких людей? — переспросил я.

— Тэх, что остались в Библиотэкэ. Там погибло много наших товарищэй, но они знали, на что шли. Они жэртвовали собой ради свэтлого будущэго наших дэтэй.

— Ты хочешь сказать, что Библиотеку захватили только для того, чтобы заполучить меня?

Более бредовой новости я никогда в жизни не слышал. Разве что новость о том, что я — Идеал и моих товарищей по палате уводят на бойню, могла конкурировать с этим сообщением.

— Имэнно так, — подтвердил усатый.

— Но откуда вы знали, что я жив? Я же был мертв для всех. Меня же взорвали на складе. Я ничего не мог понять.

— Тэбэ знаком Ахман из города Светлов? — спросил усатый, наслаждаясь растерянностью, проступившей на моем лице.

— Не знаю никакого Ахмана, — огрызнулся я, понимая, что глупо отрицать очевидное.

Если уж они спросили меня об этом, значит, были уверены в положительном ответе. К тому же, откуда им еще знать о моем воскрешении?

Нет, ну надо было так проколоться. Никому нельзя доверять. Значит, Ахман из «первоземельцев» или, по крайней мере, сливает им информацию. А я еще жучков поставил у него в доме, а сам так ни разу и не сподобился их проверить. Может тогда был бы готов к такому повороту событий.

— Зачэм жэ так, мистер Русс. Он тебя прэкрасно знал. У нэго ты чувствовали сэбя в бэзопасности. Так оно и было. Мы слишком заинтэрэсованы в тебе, чтобы подвэргать опасности.

— Значит, вы от него узнали, что я жив? Лучше прозреть поздно, чем никогда.

— Он сообщил нам о твоем прибытии, пока ты спали. Это было нэпрэдусмотритэльно с твоей стороны. Нэльзя засыпать в домэ Ахмана. Это ошибка. Но как это бываэт… гаварят у вас в России…

Усатый нахмурился и перешел с лингвы на неведомый мне язык.

— Я вижу, вы нэ понимаэтэ. Я забыл, что вы русский по докумэнтам. Тогда повторю. В России говорят: и на старуху бываэт проруха.

— Что такое проруха? — поинтересовался я.

— Нэ знаю, но думаю, что это нэ суть важно.

Я уже догадывался, что собирается предложить усатый, но все же надеялся услышать что-нибудь о Ренате.

— Мы хотэли, чтобы Ахман потолковал с тобой и прэдложил сотрудничэство. Но, нэ получилось

— Что вы от меня хотите?

На прямой вопрос я рассчитывал получить прямой от­вет.

— Нам нужны ты и твои способности, — ответил усатый.

— Что значит эта хрень? Вы хотите обратить меня в свою веру? Не выйдет, — помотал головой. — Я слишком люблю женщин и вино, чтобы согласиться.

— А жизнь? — сверкнул глазами усатый.

— Что жизнь? — переспросил я.

— Жизнь ты любишь?

— Бэзусловно, — передразнил я его.

— Мы нэ намэрэны дэлать из тэбя мэха. Мы хотим