Сердце Дракона. Часть I - Кирилл Сергеевич Клеванский

Светило закатное солнце. Отраженный от капель эликсира луч выхватил на бледнеющей коже Солнцеликого старую рабскую отметину на задней стороне шеи. Хаджар не сомневался, что рабом Санкеш был до становления истинным адептом, а значит…

А значит, шрам этот остался вовсе не на теле и не на душе. Где-то глубже. Намного. Так глубоко, что пережил даже полную трансформацию Солнцеликого.

Из ослабевших рук Санкеша выпала алебарда. Рухнув на колени, он, забыв о гордости и бреде о “праве сильнейшего”, подполз к осколкам. Он бережно поднял их на руки и начал качать, будто родное дитя.

— Айша, — шептал он в забытьи.

Хаджар с ужасом смотрел на то, как трескался дух в виде алебарды за спиной сильнейшего из воинов, с кем он когда-либо бился. Санкеш умирал. Но вовсе не от тех ран, из которых сочилась бы кровь, а от тех, из которых вытекала его душа. Золотой энергией она разлеталась по воздуху, исчезая в снопах искр.

* * *

Вместе с Айшой они зашли в горницу, а оттуда и в обеденный зал. Дом старейшины был настолько велик, что здесь с комфортом могла бы разместиться вся его дружина. Что порой перед осенним походом она и делала.

В обеденном зале часто проводились праздники и пиры, собиравшие всю деревню, но сейчас здесь было почти пусто. Лишь несколько человек сидели за длинным столом. Старейшина с его сыном и женой и Рагар с одной стороны, и гости с другой.

Старейшина Снежного Великана — низкорослый, даже по меркам Моря Песка, сухой старец, опирающийся на посох. Его старший сын Доки и младший Рослар. Оба выглядели неприступными скалами. Высокие и плечистые. С густыми рыжими бородами и косичками с вплетенными в них оберегами.

Санкеш и Айша пришли под самое окончание разговора.

— Добро, Гунар, — кивнул сухой старик. — Добрые у тебя внуки. С такими в будущем мои смогут вести дела.

— Спасибо тебе, Даслар, за добрые слова. — Старейшина, несмотря на произнесенные слова, все еще выглядел напряженным. Все знали, что деревня Снежного Великана была в три раза крупнее и в пять сильнее, чем Снежный Медведь. — Я согласен пойти вместе с тобой на восточные провинции. Твои условия меня устраивают, а добыча обещает быть богатой.

— Богаче, чем ты когда-либо видел, достопочтенный старейшина! — отсалютовал Рослар. — Мы добудем столько зерна и столько пленных, что сможем пировать всю зиму!

— Прекрасные воительницы нашим словам свидетели, — подержал брата Доки.

— Скрепим же договор!

Сидевшие за столом поднялись, ударили кубками так, чтобы пена с хмельного напитка попала в соседние (древний обычай, демонстрировавший отсутствие яда в воде), и осушили их до дна.

Рослар, утирая губы рукавом рубахи, буквально облизал Айшу взглядом. Та инстинктивно попятилась, прячась за спиной Санкеша. От этого взгляд Рослара стал только маслянистей.

Все это не укрылось и от внимания Гунара — их хозяина.

— Приглянулась? — спросил он.

— Да, достопочтенный старейшина, приглянулась. Ты ведь знаешь мою страсть к бронзовокожим.

Гунар хмыкнул и кивнул. Он бросил быстрый взгляд на Айшу и на Санкеша.

— Что же, если понесет, то выйдет крепкий раб.

— Спасибо тебе, достопочтенный старейшина, — вновь отсалютовал Рослар.

Санкешу показалось, что кто-то огромный выхватил у него землю из-под ног. Он, будто во сне, в мутном неясном отражении разбитого зеркала видел, как махом через стол перепрыгнул Рослар. Как он выхватил кричащую и извивающуюся Айшу.

Санкеш сжал кулак и замахнулся, но еще до того, как он успел нанести удар, ему в живот влетело колено Рослара. Еще в полете, закончившемся на стене, Санкеш потерял сознание.

* * *

Айша вернулась из гостевого дома лишь через неделю. Ослабшая, потухшая, она еще примерно столько же ни с кем не говорила. Была бледной тенью себя прошлой. В первый день разлуки, от осознания, куда именно пропала его любимая, Санкеш едва не сошел с ума.

Только теперь он в полной мере осознавал то бессилие, что ощущала мать Айши. Но она жила с ним всего несколько минут, а Санкеш — часы, дни, недели. Он кусал костяшки на руках, он молил богов и демонов, он даже звал отца.

Потом бился головой об стену. Только чтобы физическая боль заглушила душевную. Но все напрасно.

Рослар рассказал старейшине о том, что “товар порченый”, и Санкешу всыпали палок. Но он был этому даже рад. Пусть и ненадолго, но в агонии и собственной крови он потерялся и забыл о боли в сердце.

Прошли месяцы. Оба они пытались забыть этот ужас. Гунар даже разрешил им жить вместе. Но теперь они спали не прижавшись друг к другу, а каждый на своем краю ветхой кровати.

Айша часто мылась. Очень часто. Потом плакала. Снова мылась, сдирая кожу до крови, но плакала все больше.

Санкеш снова кусал кулаки.

Ночь он пытался было ее приобнять, но каждый раз видел руки Рослара. Как они ласкали ее бронзовую кожу, спускаясь все ниже и ниже… Это было неправильно. Нечестно по отношению к Айше.

Санкеш это понимал, но не мог ничего с собой поделать.

На второй месяц, в разгар зимы, Санкеш ночью собрал свои немногочисленные пожитки, включавшие в себя украденный кухонный нож, свернул их в тюк и выскользнул во двор.

Осторожно раскопал в сугробе самодельные снегоступы — приспособление, когда-то давно бывшее для него непонятным, и отправился к лесу.

— Санкеш. — Он вздрогнул от звука своего имени, которое он не слышал так давно, что стал забывать, как оно звучит не в его мыслях.

Позади стояла Айша. Босоногая, в ночной рубашке, она успела лишь накинуть тулуп и теперь по колени утопала в снегу.

— Прости, — прошептал Санкеш.

Он развернулся и пошел дальше.

— Я беременна! — донеслось ему в спину, но он так и не остановился.

Когда-то, как сейчас ему казалось — давно, они вместе мечтали, что если родится девочка, назовут ее Арликша. Арла — так звали мать Санкеша. И Икшан — мать Айши.

Но теперь… теперь он никогда бы не смог смотреть на этого ребенка, как на своего собственного.

Он оставил позади деревню и бесшумно роняющую слезы Айшу.

* * *

Санкеш уже давно перестал считать время. Каждое новое утро он ставил себе цель — дожить до вечера, а вечером ставил новую — дожить до утра. Дни он не различал, но где-то в прошлом месяце пришла зима.

Покрытый