Тайны затерянных звезд. Том 4 - Антон Кун

мостике «Алого один» стоял Дарт собственной персоной, вместо не самого уравновешенного капитана, у нас бы ни хрена не выгорело. Аварийная команда оказалась бы у шлюзов ещё в тот момент, когда на «Алом» поняли бы, что мы ведём их в астероидное облако, и встретили атакующих таким валом огня, что ни о каком штурме и мысли бы не осталось.

Впрочем, даже этого бы не случилось, поскольку Дарт просто не повёл бы корабль в астероидное облако, прекрасно понимая, насколько уязвимым он в нём станет.

Но «Алый» управлялся не Валдисом Дартом. А вот тюрьма, в которую девяноста пять из ста заключённых он засадил, можно сказать, собственными руками — совсем другое дело. Это уже личное. Настолько же личное, насколько личным был «Алый» для его капитана. Или даже круче.

— Значит, это данные с тех самых пор?

— Да, — Франс развёл руками. — Увы, но это всё, что он смог добыть. Да и это, говоря откровенно, настоящее чудо, и мы до сих пор не знаем, как именно он умудрился их добыть, учитывая его не самый высокий уровень допуска. А спросить у нас возможности не появилось, поскольку это было последнее сообщение от него, после чего он перестал выходить на связь.

Ну, такие вещи чудесами не называют. Для них есть другое слово — «жертва». Вероятнее всего, агент «лунатиков», понимая, что у него ничего не получается, выяснить, отчаялся и пошёл на крайние меры. Или напал на кого-то, отобрал его карту доступа или просто выкрал её, после чего всё, что успел сделать, прежде чем его ликвидировали — это отправил карты своему начальству.

— С тех пор мы предпринимали ещё несколько попыток внедрить агентов в «Тартар», но безуспешно. Они явно усилили все меры безопасности, из-за чего мы потеряли ещё несколько хороших человек и в итоге были вынуждены прекратить все попытки. Поэтому да — эти карты семилетней давности — это всё, что у нас есть.

Что ж, ситуация действительно не самая приятная. За семь лет «Тартар» могли основательно изменить, особенно если учесть, что там прекрасно знали об утечке планов. Все слабые места укрепили, все очевидные и неочевидные лазы перекрыли, или вовсе завалили, прокопав вместо них новые коммуникации, которых на старом плане просто нет. Короче говоря, план можно было использовать лишь для того, чтобы получить общее представление о тюрьме, но для того, чтобы строить планы, исходя из него — это уже вряд ли.

— Ну, что? — Франс с интересом посмотрел на меня. — Какие-нибудь мысли рождаются в твоей голове, когда ты это видишь?

— Возможно, возможно… — неопределённо ответил я, и тоже посмотрел на него. — А у вас? Было бы интересно послушать, были ли у вас какие-нибудь мысли?

— Увы! — Франс развёл руками. — Кроме прямого штурма этой укреплённой цитадели ничего в голову не приходит. А его провернуть мы не в состоянии, у нас просто нет для этого возможностей. Любой корабль, подходящий достаточно близко, чтобы попасть в излучение радарных систем тюрьмы, автоматически расстреливается, если только у него нет разрешения.

— Ну, в общем-то, мы и прямой штурм теперь можем себе позволить… — задумчиво произнёс я, глядя на схему тюрьмы, поймал полный смятений взгляд Франса, и ухмыльнулся: — В теории, Франс! В теории! Я не призываю кидаться в самоубийственную атаку. Это не вариант.

— А что тогда вариант? — тут же заинтересовалась Эрин.

— Вот это нам и надо придумать! — я кивнул. — Есть у меня пара идей, но говорить о том, что они жизнеспособны, пока ещё рано. Вообще о них говорить пока ещё рано. Надо будет уточнить целую кучу деталей, прежде чем я смогу сказать, что у меня есть план. Но сначала мы будем отдыхать. Мы сегодня отлично поработали и заслужили такой же отличный отдых.

Судя по глазам Франса, он был слегка разочарован тем, что я не выложил ему готовый план атаки на тюрьму, но мне было наплевать. За последние несколько дней мы и так провернули практически невозможное, причём не один раз, и, если продолжать насиловать тело и разум подобным образом, всё это закончится лишь одним. Нервным истощением и снижением когнитивных функций, а ведь именно это и заставляет людей делать ошибки. Делать то, чего мы себе позволить в нашей ситуации не можем.

Поэтому первым делом я пошёл и как следует поел.

А потом как следует поспал. Целых десять часов.

А потом навестил Пиявку, которая осмотрела меня и сделала вывод, что я практически вернулся в нормальное состояние после своей вылазки в открытый космос.

А потом я ещё раз поел.

И только после всего этого отправился к Кайто и на протяжении целого часа пытал его разными вопросами касаемо его основной деятельности. Азиат поначалу сильно смущался от такого внимания и даже начал заикаться от волнения, но достаточно быстро разошёлся и принялся сыпать ответами чуть ли не раньше, чем я задавал вопросы.

Выяснив у него всё, что хотел, я отправился к Кори и засыпал вопросами уже её. Она была несколько удивлена их общей тематикой, но по большому счету подтвердила все мои предположения касаемо её навыков, чем и приподняла моё настроение ещё на пару пунктов.

План постепенно вырисовывался у меня в голове, и обретал очертания законченного, не побоюсь этого слова, произведения искусства, но для верности я ещё пересказал его Жи. Чтобы точно быть уверенным в том, что не упустил никаких моментов, которые могут поставить крест на всей затее даже раньше, чем мы её начнём приводить в исполнение.

— Насколько я знаю людей, они бы назвали этот план… дерзким, — вынес вердикт Жи.

— Скорее безумным! — я улыбнулся. — А ты его каким назовёшь?

— Давать характеристики подобного рода — не моя сильная сторона, я все ещё не очень хорошо понимаю семантику отдельных оборотов речи, — равнодушно ответил Жи. — Но вероятность его успешного выполнения я оцениваю в промежутке от сорока процентов до восьмидесяти, в зависимости от входных данных.

Что ж, такие величины меня вполне устраивали. Поэтому я сразу же собрал совет «лунатиков» и высказал им свой план, сопровождая его наглядной демонстрацией всё на той же голограмме, изображающей «Тартар» в разрезе.

Высказал и сложил руки на груди, ожидая от них реакции.

И она не заставила себя ждать.

Франс, брови которого с первых же слов взлетели куда-то под потолок, и до самого конца оттуда