Системный Кузнец II - Ярослав Мечников

— Баронские… Точно баронские, — прошептала пожилая женщина, прижимая руки к груди.

— Заберут наших опять, и не спросят, — глухо вторил бородатый мужик, в чьём голосе слышалась привычка к лишениям и бессилию. — Ох, беда…

На другой стороне улицы, чуть дальше, из добротных домов тоже выходили люди — те не причитали, а устремляли взгляды на удаляющихся всадников, что медленно поднимались всё выше по склону.

— К старосте поехали, — негромко сказала своей подруге женщина лет сорока с натруженными руками.

Я подошёл к ним поближе. Ужасно хотелось узнать подробности.

— Кто это? — спросил тихо, не сводя глаз со спин воинов.

Женщина покосилась на меня и, кажется, узнала.

— «Каменными Грифонами» их кличут. Бездушные солдаты барона. Забирают то, что плохо лежит, а что хорошо лежит — двигают и тоже забирают. Что барон скажет, то и увезут с собой в замок.

— Каменные Грифоны? — переспросил у неё.

Стоявший рядом мужик с короткой бородой и глубокими морщинами на лбу услышал наш разговор и вмешался:

— Это псы барона, парень, — мрачно проговорил старик, сплюнув на землю. — Каждый раз, как являются — добра не жди. То вояк наших забирали на службу, то харчи из амбара гребли. Сейчас, видать, опять за кем-то пожаловали. Заберут кого — и не спросят. А может, и ещё чего — кто их, стервятников, разберёт.

— Ясно… Спасибо, — сказал я тихо.

Двинулся дальше по улице, формально — в сторону кузницы, но на самом деле неудержимо тянуло вверх, к площади перед домом старосты. Хотелось увидеть, что будет происходить дальше — странная смесь тревоги и азарта бурлила внутри. Спасатель Дмитрий анализировал угрозу и просчитывал варианты, а подросток Кай, уставший от монотонной рутины, чувствовал волнение от того, что происходит что-то новое и важное.

Это было ощущение грядущих перемен — предчувствие, что серый и привычный мир вот-вот треснет, но ты ещё не знаешь, что родится из этой трещины — надежда или катастрофа.

Пришлось ускориться. На ходу дожевал чёрствый хлеб, совершенно не чувствуя вкуса. Внутри всё напряжено.

Когда отряд поравнялся с нашей кузней, лошади резко остановились и беспокойно захрапели, мотая головами.

— Тпр-р-ру! — донёсся окрик.

Всадник, ехавший впереди, сидел в седле прямо и неподвижно. Он был облачён в тёмную бригантину, сидевшую на нём как вторая кожа. Высокий и жилистый, мужчина напоминал изваяние римского полководца — острый нос, волевой подбородок и холодные, но внимательные глаза.

К нему подъехал другой воин, державший в руках свиток пергамента, и что-то тихо сказал. Командир о чём-то зашептался с ним в ответ, затем воин указал рукой прямо в сторону нашей кузни — командир на несколько долгих секунд задержал на ней оценивающий взгляд. После непродолжительной паузы отряд двинулся дальше.

От этого простого жеста стало откровенно не по себе. Чем их так привлекла наша захудалая мастерская?

Воины удалялись всё выше по склону, а я, подгоняемый тревогой, быстро подбежал к кузне и дёрнул дверь — заперто, Гуннар ещё не пришёл. По-хорошему, следовало дождаться его, пойти внутрь и разжечь горн, чтобы успеть попрактиковать «Дыхание Жизни» от утреннего жара. Но любопытство распирало изнутри, хотелось хотя бы одним глазком посмотреть, что будет происходить на площади.

«Может, предупредить Гуннара?» — мелькнула мысль. — «Чтобы не терял».

Я взглянул на массивную дверь, ведущую в его дом, примыкавший к кузне. Решил так и сделать. После недавних событий страх перед громилой почти исчез, сменившись чем-то вроде шаткого партнёрства. Чувствовалось, что за его грубостью скрывается нормальный мужик, с которым можно говорить. Если скажет, чтоб не лез, — послушаю, а может, его и самого заинтересует происходящее.

Подбежал к двери и негромко постучал костяшками пальцев по шершавому дереву.

Изнутри послышались тяжёлые шаги. Засов с грохотом отодвинулся, и дверь отворилась. На пороге стоял Гуннар — босой, в одних штанах, с заспанным лицом. В одной руке он держал большую деревянную ложку, а в другой — дымящуюся глиняную миску. Из-за его спины ударил сытный запах — варилась овсянка, но не простая, а сдобренная, кажется вяленым мясом.

Мужчина посмотрел на меня с немым вопросом в заспанных глазах.

— Мастер, извините, что тревожу, — быстро заговорил я. — Хотел сказать… там отряд из Чёрного Замка прибыл. — Кивнул в сторону удаляющихся всадников. — Хотел посмотреть, что там творится, и предупредить, чтобы вы меня не теряли.

Кузнец грузно переступил через порог и вышел на крыльцо. Я посторонился, чтобы он мог взглянуть. Гуннар прищурился, вглядываясь вслед отряду, который уже почти достиг вершины холма.

— Грифоны… Чтоб им пусто было, — прорычал старик себе под нос.

— А что им надо, мастер? Как думаете? — с тревогой спросил у него.

— Да хрен их знает, — огрызнулся кузнец. — Что угодно: зерно, людей, твой новый молоток. Возьмут и «пожалуйста» не скажут. Ты правильно сделал — иди-ка, глянь, послушай, о чём шепчутся — мне потом донесёшь.

Гуннар сказал это серьёзно, понизив голос. Теперь мы были заодно. Старик всё ещё держал миску в руке, забыв про еду.

Я кивнул и уже дёрнулся, чтобы отправиться вверх по улице, как мужчина окликнул.

— Эй.

Остановился и обернулся.

— Жрать-то будешь? — мотнул головой в сторону своего дома. — Кашу вот сварганил.

От запаха, доносившегося из миски, потекли слюнки.

— Не откажусь, — тихо сказал.

— Ну давай. Вернёшься, быстро перекусишь — и за работу.

Мужчина уже разворачивался, чтобы уйти к себе, как я вдруг вспомнил тот жест и тяжёлый взгляд командира.

— Мастер!

Кузнец замер у самого порога.

— Забыл сказать. Они когда мимо проезжали… на нашу кузницу показывали. Остановились и смотрели.

Гуннар не шевелился секунд десять, широкая спина напряглась. Затем он тяжело вздохнул и повернулся ко мне вполоборота — лицо помрачнело.

— Давай, шуруй, — сказал кузнец изменившимся голосом — в нём появилась тяжесть, которая встревожила не на шутку. — Потом расскажешь.

— Ладно… — выдохнул я.

Старик скрылся за дверью, а я, с непонятным грузом на сердце, поторопился наверх, к дому старосты. Из домов выходило всё больше и больше людей — те не шли по своим делам, а останавливались и с затаённой тревогой смотрели на вершину холма, откуда уже доносилось нервное ржание лошадей и властные команды.

Когда добрался до деревенской площади, то увидел картину, от которой сердце тревожно сжалось — из дверей крепкого дома, торопливо